Дмитрий Нагишкин - Тихая бухта

В конторе концессии уполномоченных приняли с церемонной вежливостью, обычной для японцев. Наяма-сан пригласил их к себе на квартиру, предложил сигар и теплой рисовой водки, но в помощи продуктами отказал.

Тогда Прокопович сказал Когаю:

— Передай ты этой чертовой кукле, что не для себя просим — нам бы детей и женщин обеспечить варевом да хлебом.

Когай перевел, выбросив, конечно, упоминание про чертову куклу.

Но Наяма с сокрушенным видом отказал и в этом. Вскользь он заметил, что если поселок будет голодать, то вина ляжет на самих поселенцев и поселковые власти.

— Отыгрывается, — сказал по-русски Когай. — Чувствует, что скоро его лавочку прихлопнут.

Надежды больше не было никакой. Делегаты поднялись и, откланявшись, зашагали в обратный путь.

У сельсовета мрачных делегатов неожиданно встретил Колька-китаец. Со времени уничтожения маковой заимки и ареста старика и Ван Су-лина он занялся охотой. Савелий Петрович дал ему ружье и снабжал понемногу охотничьими припасами. И Колька был вполне доволен своей новой жизнью.

Только что он вернулся из тайги и теперь стоял посреди улицы, крича что-то Савелию Петровичу, а рядом с ним стоял молодой ороч с ружьем за плечами и весело глядел на всех своими черными узкими глазами. Вокруг толпился народ.

— Должно, новость какую принесли, — сказал Савелий Петрович, и все пошли быстрей.

— Пундыка! — крикнул ему Колька-китаец. — Моя на оленья тропка Савелька Бисанка встречай… Савелька Бисанка — Софрона сынка… Его говори, что парохода с груза ходи бухта Большой. Тама его мука, риса, всякий товара для вашей деревни в склады ложи… Савелька говори — надо наша люди Большой бухта ходи, продукта сюда таскай…

Ороч снял рукавицы и поочередно пожал руки мужчинам,

— Истина-правда…— весело проговорил он, подтверждая слова Кольки.

Савелий Петрович как будто ничем не выдал своей радости, только переглянулся с Прокоповичем и вытер тыльной стороной ладони свои усы.

— Так-то оно и должно быть, — сказал он, — своя власть не забудет. Зря, значит, к Наяме ходили. Вот и выходит, что мы с вами, товарищ Прокопович и товарищ Когай, старые дураки. Так али не так?

— Так, — ответил Прокопович и весело рассмеялся.

Как ни радостна была для всех жителей весть, принесенная из тайги молодым орочем и Колькой, это все-таки была только весть, а самые товары лежали далеко от Тихой. Как их привезти? Посылать людей пешком до Большой бухты было невозможно. Начинались первые бураны, и дороги никакой не было. Решили плыть на кунгасах по морю.

Но и это было опасно.

Два дня собирался в сельсовете народ, чтобы выбрать, кому ехать.

Первым вызвался Прокопович. Он был человек хладнокровный и смелый. Потом долго спорили, кого еще выбрать: холостых или женатых, старых или молодых, кто смелей, кто опытней, кто осторожно и бесстрашно проведет тяжелые кунгасы сквозь ветер по холодному зимнему морю.

Были на этом собрании и Колька-китаец, и молодой ороч Савелька, и даже бывший староста Чекрыга, молча сидевший в углу.

Вдруг он громко сказал, стукнув своей трубкой о каблук:

— Председателя надо послать, Савелия Петровича. Он председатель — и пусть едет. Он лучше всех сделает.

Слова его были как будто верные, и все собрание молчало несколько минут в тишине, обдумывая их. Но потом заговорили разом, обернувшись к Чекрыге:

— Хитер, бес! Савелия Петровича пошлем, а ты тут хозяйничать останешься. Так, что ли?

— А хотя бы и так! — нагло ответил Чекрыга.

— Похозяйничал, наворовал, поди, полные амбары — ему ехать нет надобности.

— Я и охотой пробьюсь. Моя хата с краю, — сказал с усмешкой Чекрыга. — Козюльку добуду, медведка убью — мне и хватит!

— В гости придем — твоих медведей кушать. Готовь угощение.

— Я и без помощников съем, а то моим угощением и подавиться недолго! — заметил Чекрыга и, громко топая своими болотными сапогами, пошел к двери.

Тогда молодой ороч Савелька, внимательно наблюдавший за всеми, поднялся из другого угла, где он сидел у стены на корточках, и сказал:

— Чекрыга худой человек. Ороч богатый люди нет, наша бедный люди. Какой зверь убить, можно русский люди пополам. Так ороч думай. Мой в стойбища ходи, старикам говори. Скоро наши люди мяса таскай будем.

И Савелька тоже вышел из избы.

А собрание вновь стало толковать, кому плыть на кунгасах в такую плохую погоду.

Но никому из рыбаков и охотников, громко споривших и горячо обсуждавших вопрос, не приходило в голову, что больше всех на свете хочется поехать в эту опасную дорогу двум мальчикам, все время крутившимся здесь в избе под ногами. Никто об этом не подумал. И Димка, вызвав Шурку на улицу, сказал: