Святослав Сахарнов - Солнечный мальчик

— Знаю, а надо… Так… так… А мальчишка — приезжий, значит?

Кожаный помолчал и не торопясь вышел вместе с Григорием за дверь.

Когда они вернулись, Гришка был чем-то озадачен.

— Вижу, парень, — обратился Кожаный к Вовке, — что надо тебе помочь. Сделаем так: мамашу твою я найду и приведу. Скажи только её имя, фамилию. Сам здесь пока побудь, поживи у приятеля. А завтра ко мне с утра приходите. Прямо на работу… Ну. счастливо оставаться, ребята!

— Проспали! — разбудил на следующее утро Вовку Григорий. — Вставай, Пал-фанасич ждёт! Не видал, куда он вчера сумку поставил?

Григорий выскочил в коридор, покопался там и быстро вернулся. В руках у него была жёлтая сумка.

По спине у Вовки почему-то побежали мурашки. Это была та самая жёлтая сумка, которую он уже видел в аэропорту!

Наскоро перекусив, ребята вышли из дому. Пройдя в конец улицы, они очутились на большой дороге.

Дорога вела на стройку.

По ней, обдавая ребят клубами пыли и дыма, мчались самосвалы с жидким бетоном. Из коробчатых кузовов на дорогу пулями летели крупные серые брызги.

Машины ревели, как быки. Серебряные звери на их радиаторах грозно рвались вперёд.

— Вон она, плотина! —показал Григорий, когда ребята вышли на пригорок. — Вторую станцию на нашей реке строят.

С бугра, где остановились ребята, стройка была видна как на ладони. Река, сжатая с обеих сторон насыпями, бурлила.

Бетонная плотина пока что стояла на сухом месте на дне котлована.

— Плотину достроят и к ней реку в котлован пустят, — объяснил со знанием дела Григорий.

Воздух был полон звуков и запахов стройки.

— Выучусь — пойду на кран. Или на экскаватор! — похвастался Григорий и сразу помрачнел. — Только мамка доучиться не даст. Пьёт она у меня. И батьки нет. Был бы батька, я… — он махнул рукой. — Дом наш скоро сломают…

Вовка оглянулся на Курятню.

Посёлок доживал своё последнее лето. Его сносили. Тупорылые бульдозеры уже работали на окраинах. Они двигались, как утюги, взад-вперёд, взад-вперёд. Острыми ножами срезали ветхие заборы, валили дощатые стены, в труху сминали покосившиеся сараи.

За бульдозерами тянулось ровное, словно вспаханное, поле. По нему рабочие уже выкладывали белые цепочки водопроводных труб.

— Шагай давай! Стал тут, раззявил рот! — неожиданно зло крикнул Григорий, но тотчас почему-то переменил тон: — Вон видишь — за колючей проволокой склады? Там Пал-фанасич работает. Идём.

Не доходя до проволоки, он остановился.

— Дальше сам пойдёшь. Пройдёшь ворота. Там будет вахтёр с винтовкой. Спросит — куда, скажешь: «Мамке обед несу». Понял? За воротами сам встретит. Валяй, а я здесь за кустом подожду. Держи сумку.

Сбитый с толку таким поворотом дела — при чём тут обед? Какая мамка? — Вовка взял сумку — она оказалась лёгкой — и побрёл по направлению к воротам.

В проходной действительно стоял вахтер — старичок в очках и с винтовкой. Опасливо косясь на винтовку, Вовка прошёл мимо него и у первого же барака столкнулся с Кожаным.

— Ага, пришёл! — ласково встретил его тот и, обняв за плечи, быстро увёл в барак.

В бараке было холодно. Пахло кожей и краской. Вдоль стен до самого потолка громоздились дощатые полки, на них грудами лежали одеяла, полушубки, стояли банки и ящики.

— На сухаричек, погрызи — я мигом. Кожаный усадил Вовку на табурет, исчез и вернулся с сумкой.

— Отдашь Грише, — сказал он. — Ну, погостил, детка, и хватит, теперь иди.

Ничему уже не удивляясь, Вовка покорно взял сумку, — она почему-то стала тяжёлой, — и потащил её назад к проходной.

Навстречу попались две девочки. Они тоже несли сумки. В сумках стояли кастрюльки, бутылки и лежали краюшки хлеба.

Когда Вовка, пройдя проходную, доплёлся до того места, где они расстались с Григорием, тот неожиданно появился из-за куста, вырвал сумку из Вовкиных рук и торопливо зашагал обратно к посёлку.

— Живей, живей!-шипел он на Вовку, который еле поспевал за ним. — Нам, пока обед не кончился, ещё раз обернуться надо.

Они добежали до базара и остановились у зелёного, сколоченного из фанерных щитов, ларька.

Двое парней, держась друг за друга, примеряли у ларька новенькие сапоги.

Сапоги блестели на солнце, как стальные.

Григорий обошёл ларёк и стал около узенькой, увешенной замками двери.

— Тётя Маня! — шёпотом позвал он.

Ларёк затрясся. Дверь распахнулась, и на пороге показалась огромная женщина — целая гора мяса, упакованная в дюжину кофт и юбок.