Дмитрий Емец - Дракончик Пыхалка и Великий Мымр

Пыхалка позволил Маше снять у него с шеи ленту с фрагментом мозаики, и все стали разглядывать осколок. На зеленоватом, с прожилками мраморе был хорошо виден страшный глаз, который, как казалось Маше, смотрел на них со злобой. Маше не хотелось держать осколок в руках, и она снова завернула его.

– Нам придется все время носить его с собой! – предупредил Пыхалка. – Мымр видит сквозь стены – и даже закопай мы этот глаз под землю – он все равно его отыщет.

– Давайте я его спрячу! У меня в карманах не то что Мымр, я сам ничего не найду! – вызвался Куклаваня.

Ему ничего не дали, и Куклаваня решил обидеться.

– Возьму, зашнуруюсь у себя в ботинке и никогда не вылезу. Больше вы меня не увидите! Не сумели признать моих достоинств – я ухожу!

Вознамерившись привести свою угрозу в исполнение, Куклаваня забрался в ботинок.

– Жалко его! – забеспокоилась Маша. – Вдруг он правда там останется?

– Как бы не так! – громко сказала кукла Оля. – Знаю я этого пройдоху: вылезет как миленький!

– И не надейся, Олька! – крикнул из ботинка Куклаваня. – Я насовсем ушел! Если захотите меня увидеть – я пришлю вам письмо с фотографией.

– Могу себе представить это письмо – загогулины и каракули! – продолжала донимать пупса Оля. – Ты читать не умеешь, куда тебе письма писать?

– Это разные вещи! – возмутился из ботинка одинокий мыслитель. – Я, может, потому читать не умею, что я в душе писатель! А писатели читать не умеют.

– Как не умеют? – удивился Пыхалка.

– А так – не умеют, и все! Если писатель научится читать, он будет уже не писатель, а читатель! – продолжал вещать из ботинка Куклаваня.

Несмотря на уговоры, пупс продолжал сидеть в ботинке и, по выражению кошки Дуси, «строить из себя Диогена». Как оказалось, Диоген был греческий философ, живший в бочке, чем, собственно, и был знаменит.

Маша, кошка Дуся и Пыхалка уже начинали волноваться, что пупс выдержит характер и навсегда останется затворником. Одна Оля не проявляла беспокойства.

– Спорим, как только я скажу волшебное слово, он сразу выскочит! – насмешливо шепнула она Дусе.

– Не вылезет! Он упрямый! – промяукала Дуся.

– На что спорим? – задорно спросила Оля.

– Давай на шоколадную конфету! – предложила Дуся.

Недавно она вытащила лапкой из вазочки конфету, играла с ней, воображая, что это мышь, а потом конфета закатилась под батарею, где Дуся ее и забыла. А теперь кошка вспомнила, что у нее есть конфета, и решила на нее поспорить.

– Считай, конфета уже моя! – уверенно заявила кукла Оля. Она побряцала крышкой от кастрюли и крикнула:

– Зайцы, обедать!

Из-под кровати, навострив плюшевые ушки, показались Синеус и Трувор и стали подниматься на крыльцо.

– Зайцы, идите скорее! Сегодня на обед ваш любимый яблочный кисель! – снова крикнула Оля.

– Но у тебя же нет киселя! – удивилась Маша.

– Тшш! Посмотри, что сейчас будет! Прячься! – прошептала кукла, косясь на домик Куклавани.

Из ботинка показалась рыжая голова пупса. Куклаваня покрутил головой из стороны в сторону, проверяя, не подглядывает ли кто за ним, а потом быстро перебрался через край ботинка и на цыпочках стал пробираться к домику куклы Оли. Пупс был уже у крыльца, когда на пороге возникла Оля.

– Ага, попался! Ну что я говорила!

– Где кисель? – быстро спросил пупс, пытаясь заглянуть ей за спину.

Оля показала пупсу язык.

– Нету киселя! Мы тебя надули! Эй, Дуся, гони мою конфету!

Куклаваня исторг грустный вздох.

– Ну и денек сегодня! С самого утра все наперекосяк!

Едва пупс договорил, как раздался звонок в дверь. Маша вздрогнула. Кто бы это мог быть? Родители – на работе, а если бы кто-нибудь из них и вернулся, то у них есть ключи. Маша прокралась к глазку. Настойчивые звонки в дверь не смолкали.

«Чего я боюсь? Ведь со мной Пыхалка! Он может превратиться в милиционера или выдохнет такое пламя, что от бандита в три секунды останутся одни подошвы», – успокаивала себя Маша.

В глазок она увидела утреннюю старушку – мать Пирожкова. Маша вспомнила, что ее зовут Артемидой Павловной. Низенькая старушка нетерпеливо нажимала на звонок. Одета она была вполне по-домашнему – в халат и тапочки. Только в руках у нее был огромный фен – такой огромный, какой бывает только в парикмахерских, и то не во всех.

– Не бойся, я стал невидимым! Старушенция меня не заметит! – шепнул Маше на ухо дракончик.