Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]

Мальчики прекратили игру и столпились вокруг принца. Тот проговорил с прирожденным достоинством:

— Добрые мальчики, скажите вашему начальнику, что с ним желает беседовать Эдуард, принц Уэльский.

Эти слова были встречены громкими возгласами, а один неучтивый подросток оказал:

— Ты что же, оборвыш, посланец его милости?

Лицо принца вспыхнуло гневом, и он протянул руку к бедру, но ничего не нашел. Все бурно захохотали; Эдуард сказал:

— Да, я принц, — и не подобает вам, кормящимся щедротами отца моего, так обращаться со мною.

Это показалось чрезвычайно забавным, и толпа дружно захохотала. Подросток, который вступил в разговор раньше всех, крикнул своим товарищам:

— Эй, вы, свиньи, рабы, нахлебники царственного отца его милости, или вы забыли обычаи? Скорее на колени, да стукайте лбами покрепче! Воздайте честь его королевской осанке и его королевским лохмотьям!

И с буйным хохотом они кинулись все на колени, воздавая своей жертве глумливые почести.

Принц дал ближайшему мальчишке пинка ногой и, пылая негодованием, крикнул:

— Вот тебе в задаток до завтра. А завтра я тебя вздерну на виселицу.

А, это уж не шутка! Какие тут шутки! Смех мгновенно умолк, и веселье уступило место ярости. Десять голосов закричало:

— Хватай его! Волоки его в пруд! Где собаки? Лев, сюда! Сюда, Клыкастый!

Затем последовала сцена, какой никогда еще не видела Англия: плебеи подняли руку на священную особу наследника и решили затравить его псами, которые чуть не разорвали его.

Псы чуть не разорвали его.

К наступлению ночи принц очутился в самой заселенной части города. Тело его было в синяках, руки в крови, лохмотья забрызганы грязью. Он бродил разъяренный по улицам, все больше и больше теряя сознание того, где находится, — усталый и слабый, еле волоча ноги. Он уже перестал задавать вопросы прохожим, потому что те, вместо ответа, ругали его. Он бормотал про себя:

«Двор объедков! Если только у меня хватит силы дотащиться туда, прежде чем я упаду, — я спасен. Его родные отведут меня во дворец, докажут, что я не принадлежу к их семье, что я — истинный принц, и снова я стану, чем был».

Время от времени он вспоминал, как его обидели мальчики из Христовой обители, и говорил себе:

«Когда я сделаюсь королем, они не только получат от меня пищу и кров, но будут учиться по книгам, так как сытый желудок немногого стоит, когда и ум голодает и сердце. Надо это хорошенько запомнить, чтобы урок, полученный мною сегодня, не пропал даром. Знание смягчает сердца, воспитывает сострадание и нежность».

Огни стали мигать, пошел дождь, поднялся ветер, наступила холодная, бурная ночь. Бездомный принц, бесприютный наследник английского трона, шел все дальше и дальше, углубляясь в лабиринты грязных улиц, где нагромождены были кишащие улья нищеты и беды.

Вдруг какой-то пьяный огромного роста грубо схватил его за ворот.

— Опять прошлялся до такого позднего часа, а домой не принес ни одного медного фартинга! Ну, смотри, если ты без денег! Я переломаю тебе все твои жалкие кости, не будь я Джон Кэнти!

Пьяный схватил его за ворот.

Принц вырвался из рук пьяницы, невольно потирая оскверненное его прикосновением плечо, и пылко сказал:

— О, ты его отец? Слава благим небесам! Отведи меня в родительский дом, а его уведи оттуда!

— Его отец? Я не знаю, что ты хочешь сказать. Но я знаю, что я твой отец… И ты скоро в этом убедишься…

— О, не шути, не лукавь и не медли! Я устал, я изранен, я не в силах терпеть. Отведи меня к моему отцу-королю, и он наградит тебя такими богатствами, какие тебе и не снились в самом причудливом сне. Верь мне, верь, я не лгу тебе, я говорю чистую правду! Протяни мне руку, спаси меня! Я поистине принц Уэльский!

С изумлением уставился Джон Кэнти на мальчика и, качая головой, пробормотал:

— Спятил, сошел с ума!

Потом он опять схватил его за ворот, хрипло засмеялся и выругался.

— Но рехнулся ты или нет, а мы с бабкой пересчитаем тебе все ребра, — не будь я Джон Кэнти!

И он потащил за собою упиравшегося, безумно разъяренного принца и скрылся вместе с ним в одном из ближайших дворов, провожаемый веселыми криками толпы уличных бездельников.