Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]

Том надел латы.

Том надел на себя латы, рукавицы, шлем с перьями и все остальное, что можно надеть без посторонней помощи; ему даже пришло было в голову позвать кого-нибудь, чтобы ему помогли докончить его туалет, но он вспомнил об орехах, принесенных с обеда, и подумал, как весело будет грызть их не на глазах у толпы, без всяких наследственных лордов, которые терзают тебя непрошенными услугами, и поспешил повесить все эта прекрасные доспехи на место. Скоро он уже щелкал орехи и чувствовал себя почти счастливым, в первый раз с той поры, как господь в наказание за его грехи превратил его в королевского сына. Когда орехи были все съедены, он заметил в шкафчике несколько книг с заманчивыми заглавиями, в том числе одну об этикете при английском дворе. Это была ценная находка! Он улегся на роскошный диван и с самым добросовестным рвением принялся поучаться. Оставим его там до поры до времени.

Вопрос о печати.

Около пяти часов Генрих VIII проснулся от неосвежающей тяжелой дремоты и пробормотал про себя:

— Тревожные сны, тревожные сны! Близка моя кончина, и сны предвещают ее. Мой ослабевший пульс подтверждает предзнаменования снов.

Вдруг злобное пламя сверкнуло — в глазах короля, и он проговорил еле слышно:

— Но тот умрет прежде меня!

Придворные заметили, что король проснулся, и один из них спросил, угодно ли будет его величеству принять лорда-канцлера, который дожидается в соседней комнате.

— Пусть войдет! Пусть войдет! — пылко крикнул король.

Лорд-канцлер вошел и, склонив колено перед королевским ложем, сказал:

— Я выполнил вашу волю. По указу вашего величества, пэры королевства в парадных одеждах в настоящую минуту стоят в зале суда и, приговорив к смерти герцога Норфолькского, почтительно ожидают ваших повелений.

Лицо короля озарилось свирепой радостью.

— Поднимите меня! — сказал он. — Я сам предстану пред моим парламентом и собственною моею рукою приложу печать к приговору, избавляющему меня от…

Голос его оборвался; краска на щеках заменилась пепельной бледностью; придворные опустили его на подушки и поспешили привести в чувство лекарствами. Немного погодя король грустно сказал:

— Увы, как жаждал я этого сладкого часа, и вот он пришел слишком поздно, и мне не дано насладиться столь желанным событием. Иди же, иди скорее, — пусть другие исполнят этот радостный долг, который я бессилен исполнить. Я доверяю мою большую печать особой государственной комиссии; выбери сам тех лордов, из которых будет состоять эта комиссия; и тотчас же принимайтесь за дело. Торопись, говорю тебе! Прежде чем солнце зайдет и подымется снова, принеси мне его голову, чтобы я мог посмотреть на нее.

— Воля короля будет исполнена. Не угодно ли вашему величеству отдать приказание, чтобы мне вручили теперь же большую печать, дабы я мог исполнить это дело.

— Печать? Но ведь печать хранится у тебя.

— Простите, ваше величество! Два дня назад вы сами взяли ее у меня и при этом сказали, что никто не должен касаться ее, пока вы своей королевской рукой не скрепите смертный приговор герцогу Норфолькскому.

— Да, помню: я действительно взял ее, — помню… Но куда я девал ее?. Я так ослабел… В последние дни память так часто изменяет мне… Ничего не понимаю, не знаю…

И король залепетал что-то невнятное, покачивая седой головой и безуспешно стараясь сообразить, что он сделал с печатью.

Придворные опустили его на подушки.

Наконец лорд Гертфорд осмелился, склонив колено, напомнить ему:

— Ваше величество, дерзну доложить вам: здесь многие, в том числе и я, помнят, что вы отдали большую государственную печать его высочеству принцу Уэльскому, чтобы он хранил ее у себя до того дня, когда…

— Правда, истинная правда! — воскликнул король. — Принеси же ее! Да скорее, потому что время летит!

Лорд Гертфорд со всех ног побежал к Тому, но скоро вернулся смущенный, с пустыми руками.

— С прискорбием должен сообщить моему повелителю королю тягостную и горькую весть, — сказал он, — по воле божией недуг принца еще не прошел, и он не может припомнить, была ли отдана ему большая печать. Я поспешил доложить об этом вашему величеству, полагая, что вряд ли стоит разыскивать ее по длинной анфиладе обширных покоев и зал, принадлежащих его высочеству. Это было бы потерей драгоценного времени.