Олег Раин: Человек дейтерия

Хорошо, пуля только вскользь задела. Крепкая, но царапина. Там же, за гаражами замотали рану носовыми платками. Макарыч сам и бинтовал. Боялся, чудила! И, между прочим, не зря. Уже через день кто-то стрелка застучал, и завуч с директором пару недель крутили следствие, пытаясь выяснить, что же все-таки произошло. Но обрез Макарыч успел скинуть, царапина у «раненого» тоже затянулась, и следствие завершилось ничем. То есть ничем для администрации, а вот за Макарыча теперь можно было не переживать. Вошел в школьные скрижали и анналы. Считай, на каждом городском салюте теперь поминали его лихой обрез.

О скрижалях Гриша, конечно, не мечтал, но попытку выделиться однажды тоже предпринял. Набрал как-то глины на стройке и решил слепить бюст какого-нибудь античного героя. Чтобы в шлеме, с греческим профилем и прочие дела. Это он передачу посмотрел. Про древних скульпторов. Вот и загорелся. Больно уж все там сияло и поражало гармонией форм. Только в реалиях лепка оказалась процессом куда более сложным. Героический профиль из глины никак не лепился, да и шлем не получался. То, что вышло в итоге, напоминало страхолюдного истукана. Гриша хотел даже выкинуть поделку, но вдруг вспомнил о знаменитых идолах с острова Пасхи. Вот на этих самых идолов его творение и впрямь чуток смахивало. Воодушевившись, Гриша обжег статуэтку на газовой плите, потом зачистил наждачной шкуркой и покрасил бронзовой краской. Получилось вполне стильно. И неудивительно, что в классе на статуэтку обратили внимание. Сначала ахали-охали, потом стали поглаживать и пробовать на прочность.

— Из камня, что ли?

— Ага. Крупа говорит, с острова. Этого… Пасхи.

— Пасха — праздник, мудрила!

— Остров тоже такой есть.

— Значит, праздник в честь острова? Да ты гонишь!

— Откуда я знаю…

— Крепкая, зараза!

— Дай, я попробую…

Пыхтя и напрягаясь, парнишки по очереди стали гнуть статуэтку. Гриша с застывшей улыбкой тискал в кармане своего оловянного солдатика и следил за потугами одноклассников.

— Фиг, сломаешь! Камень же…

— А если Дону дать? Але, Дон, сумеешь?

Дон, первый чемпион класса по подтягиванию и отжиманию, ухватисто взял статуэтку. Оглядев со всех сторон, хитровато подмигнул. Согнувшись, точно хоккеист перед взбросом шайбы, по-особому приладил статуэтку на колене, коротко выдохнул и с рычанием навалился. Раздался треск, статуэтка, лопнув, разломилась пополам.

— Круто!

— О-о! Каменюгу сломал!

— Дон, я тебе завтра подкову принесу…

Гришане бросили два увесистых обломка.

— Держи свою «Пасху»…

И разом забыли. То есть о Доне продолжали еще гудеть, статуэтку тоже поминали, а вот о том, кто ее принес — ни звуком, ни словом. Он тогда, конечно, улыбался и Доном восхищался, как все прочие, но прокол свой запомнил. И сглатывал его еще долго — колючими, похожими на семена чертополоха кусочками.

В общем, жизнь получалась гнилой и скучной. Серой, как слежавшаяся пыль, и такой же чахоточной. Чем больше кашляешь, тем больше першит. И все равно что-то нужно было предпринимать. Чтобы заметили и наконец-то оценили. Не за ум, так за ловкость, а не за ловкость, так за силу. Как того же Дона или Костяя, не говоря уже о Лешем или жутковатом Саймоне. Это ведь другим не хватает экстрима, — тем, кто «Крик» глядит или «Бензопилу» с «Бушменом». В Гришкиной жизни подобных страшилок хватало с избытком. Невидимость не спасала — напротив, удваивала и утраивала количество несчастий. Та же Саймоновская кодла избила его однажды в восемь кулаков. Кто не пробовал такого счастья, о драках ничего не знает. И пусть лучше прибережет свое парево насчет гражданских прав и гуманизма. Гриша означенного блюда отведал. Кстати, с того самого дня и узнал, что на вкус кровь очень напоминает пересоленный борщ. Как понял и то, что анонимное избиение переносится куда легче, чем при свидетелях. Это ведь только герои твердят, что на миру смерть красна. Гришка был, наверное, антигероем. Когда его били при одноклассниках, плакать хотелось вдесятеро сильнее. Хоть и били только за то, что не оказалось при себе денег. Не дал ничего, значит, должен, а за должок получай наличными. И одноклассники, среди которых были и Дон с Москитом, и Леший с прихвостнями, продолжали стоять на отдалении и пялиться. Спасибо, на сотик никто избиения не заснял. А то растиражировали бы потом и смеялись год с лишним. Хотя тот же Саймон не позволил бы что-то заснять. Навтыкал бы по первое число, а сотик конфисковал в пользу «уличного пролетариата». Так он любил выражаться. Должно быть, услышал где-то и выучил. Хоть и был тупее тупого. Но ведь боялись его! До дрожи в коленях. И внимали каждому выплевываемому из прокуренных зубов слову.