Люси Фич-Перкинс - Дети великого океана

— Где ты Петра? — позвал он, но Петра опять не слышала его, потому что как раз в это время она сражалась с кухонным окном. Она оставила окно открытым, а дождь теперь плескал в него. Ветер дул так сильно, что Петра едва смогла задвинуть окно.

Дождь плескал и в отверстие для дыма над печкой. В комнате было темно, лишь иногда она освещалась вспышкой молнии. Феликс встал, оттащил свой мат на сухое место и пошел в кухню, чтобы посмотреть, что случилось с Петрой.

Он шел медленно, вытянув перед собой руки, боясь наткнуться на что-нибудь в темноте.

К этому времени Петра закрыла окно и тихо шла к своей постели, тоже вытянув вперед руки.

— Феликс всегда такой соня, — думала она. — Я думаю, если бы само небо разломалось на куски на нашей крыше, — он и то бы не проснулся! Какое счастье, что я вспомнила об окне, а то к утру все было бы совершенно мокрым.

Как раз в этот момент она наткнулась на что-то большое, мягкое и живое. Она так перепугалась, что ничего не могла сообразить.

— Убивают! Помогите! Феликс, где ты? — закричала она.

Конечно, Феликс сразу понял, что это Петра, когда она налетела на него, и он хотел удержать ее, чтобы она не упала. Но она уже падала. Феликс зацепился ногой за край мата и тоже упал. Он сложился пополам, как перочинный нож, и сразу сел, а Петра шлепнулась на него.

Потом вспыхнула молния и раздался такой удар грома, что весь дом задрожал. Петра села на пол.

— Ох, это ты! — воскликнула она.

— Ну, конечно! — сказал ворчливо Феликс. — Кто же еще мог бы здесь быть? Я встал, чтобы передвинуть мат от дождя. Крыша протекла, и дождь льет прямо мне на нос.

— Я знаю, где протекло, — сказала Петра, — потому что вода течет как раз по моей спине и я сейчас сижу в целой луже. Зажги скорее свет, мой дорогой.

Феликс поднялся и, осторожно ступая, начал искать спички. Сначала он наткнулся на сундук, где хранилась их одежда, и ушиб себе колено, а потом уж ему удалось найти их.

Она взяла спичку из рук Феликса, чиркнула ее об пол и зажгла лампадку.

При ее тусклом свете она вытерла лужу на полу, подставила под течь глиняный горшок, посмотрела на детей, спящих на своих матах, и, надев сухое, опять легла спать.

На следующее утро дождь перестал идти, но ветер не стихал. Вода капала с тростниковой крыши и падала струйками вниз, когда ветер шевелил тростник. Грозные тучи еще плыли по небу.

Феликс и Петра встали рано. Пока Феликс доил козу и кормил остальных животных, Петра пошла в кухню развести огонь и приготовить завтрак. Но печка была совсем сырая. Маленькая кучка растопки тоже была совсем мокрая, несмотря на то, что Петра ночью закрыла окно. Так что Петра долго не могла разжечь огонь. Сучья шипели и тлели, наполняя кухню дымом. Дым ел ей глаза. Он даже пролез через щели в перегородке, и даже за перегородкой, где спали дети, воздух сделался голубым.

Близнецы, чихая, проснулись. Они моментально оделись, свернули свои маты и вылетели из дверей на двор. Динго тоже скверно провел под домом эту ночь. Он выбежал им навстречу и повалялся от радости на спине. Все трое побежали искать снесенные курами яйца и кормить цыплят.

Когда рис, наконец, сварился и вся семья сидела за завтраком, послышался звук мокрых лап, топочущих по ступенькам лестницы, и в дверях появилась голова Динго. В зубах он нес совсем промокший туфель. С него даже капала вода.

Когда близнецы увидели это, они всплеснули в отчаянии руками:

— Наши туфли, наши туфли! — закричали они. — Мы оставили их вчера под кокосовыми пальмами, когда пошли ловить крабов. Мы совсем не думали, что может пойти дождь!

— Теперь посмотрите, что с ними сталось, — вздохнула Петра.

Но дети не дожидались, что скажет мать. Они побежали к кокосовой пальме. Там, как раз на том месте, где они их оставили, лежали их туфли, насквозь пропитанные водой.

Рамон поднял их, вылил из них воду, и дети печально пошли домой. В дверях стояла Петра, держа в руках четвертый туфель.

— Счастье ваше, что сегодня суббота, — сурово сказала она близнецам. — Если бы сегодня были занятия в школе, вам пришлось бы идти босиком.

Дети были очень огорчены. Не говоря ни слова, они положили туфли в ряд около плиты сохнуть. Им было так стыдно, что они испортили свои единственные туфли, что как только завтрак был кончен, они принялись помогать матери.

Рита вымыла посуду и поставила ее в шкап, а Рамон подмел лестницу и натер пол банановыми листьями. Он любил натирать пол, потому что очень весело было подложить под ноги сочные листья банана и скользить на них.