Наталья Нусинова - Про жирафа Федю

Максимилиан насупился и молчал, понимая, что проболтался.

– А-а… так вот куда ты уходил, когда мы гуляли! – догадался Гриша.

Глаша пихнула его локтем в бок.

– Макс! Ты оставил детей? – опешила Элеонора. – Как ты мог?

Максимилиан потупился.

– Ну Лёля, ну я же быстро, – пролепетал он. – Одна нога здесь, другая там.

Максимилиан посмотрел на свои длинные ноги и огорчённо добавил:

– И потом, всё равно ведь гуся мне уже не досталось… всех съели… прожорливые такие…

Элеонора кинулась на него, как пантера.

– Твоё счастье, что не досталось! Ох, пришёл бы ты ко мне с этим гусём! Да я б его… за шею!

Максимилиан со свистом глотнул воздух.

Элеонора задыхалась и не находила слов:

– И тебя б им… по шее!..

Максимилиан втянул голову в плечи.

Мелинда схватилась за виски:

– Господи, Элеонорочка, опомнись! Что ты говоришь!

– И… в шею!!! Шеей! По шее! Взашей! – бессвязно выкрикивала Элеонора, потрясая кулаками.

Никанор оторвался от еды и в изумлении посмотрел на золовку.

Мелинда заступилась за Максимилиана.

– Элеонорочка! Ну как ты можешь! Такие слова! От тебя! Ты же всегда просто… леди! А тут прямо… тигрица какая-то!

Элеонора не смутилась, а Максимилиан вдруг вытянул шею, будто желая загородить жену, зло посмотрел на Мелинду и прошипел осипшим от волнения голосом:

– Да! Она – ТАКАЯ! Она – леди! А когда за детей – то хуже тигра!

Глаша рассмеялась:

– Дедушка, ты сейчас на Федю похож!

И это была правда.

Мелинда посмотрела на Элеонору с завистью, а на Никанора – с упрёком и сказала, вздохнув:

– Вот ты бы не сумел так меня защитить, Никуша!

– Ну чего вы ссоритесь по пустякам! – укоризненно сказал Гриша бабушке с дедушкой. – Ничего ж не случилось. Ведь дети были не одни! Я же с ними остался. Я учил Глашу и Федю кататься с горки! И всё было хорошо!

– Только Федя испугался, когда на нас Бетси прыгнула! – призналась Глаша.

– Какая Бетси? – спросила Мелинда.

– Большая собака. Дог, – объяснила Глаша. – Она вообще-то добрая, только очень голодная была. Но потом она пошла обедать, а мы спрятались в избушке на курьих ножках от дворника и от злой тёти.

Элеонора стала белая как мел. Она как будто онемела – даже кричать больше не могла. А Максимилиан покраснел и опустил глаза.

– Да если б даже дедушка за нами вообще не пришёл, – сказал Гриша, – я б и сам с ними справился! Подумаешь, МЧС! Нашли чем испугать!

Из детской раздался грохот.

Мелинда покачнулась на стуле.

– А где Федя? – спросила Глаша.

И все побежали в детскую.

Пальма лежала на полу, нижние ветки её были обкусаны, часть земли из кадки высыпалась. Федя стоял тут же. Вид у него был довольный, но слегка виноватый. Он махал хвостом и негромко фыркал.

– Моя любимая пальма! – воскликнула Мелинда.

– Он хотел достать до верхних веток, – объяснил Никанор. – Они сочнее!

– Мог бы и попросить, – пробурчал Гриша. – Мы бы ему помогли!

– Вообще-то из пальмы получается неплохой салат, – задумчиво сказал Максимилиан.

Элеонора быстро поставила обкусанную пальму на место, погрозила Феде пальцем, подмела пол и велела всем возвращаться в столовую и подождать, пока она уложит Ваню и Веню – им пора спать.

– Я тоже прилягу, – вздохнула Мелинда. – Что-то я утомилась.

И посмотрела на Элеонору.

– А мы с Никушей пока перекусим, – сказал Максимилиан.

Никанор кивнул.

Элеонора стала укладывать близнецов, Максимилиан и Никанор вернулись в столовую, Мелинда легла на диван, а Глаша и Гриша повели Федю в ванную умываться – уж очень он был чумазый после своего праздничного обеда.

Ночью Глаша проснулась от странного звука, доносившегося с коврика, на котором спал Федя. К привычному уже жирафьему фырчанью и фырканью теперь добавились прерывистое чмоканье, тихое попискивание и жалобные всхлипы.

– Федя! – позвала Глаша негромким голосом, чтобы не разбудить брата. – Что с тобой? Плохой сон приснился?

Жираф затих, звуки прекратились.

Испугался маленький, подумала Глаша. Устал!

И посмотрела в окно. Была зимняя ночь, темнота была такая густая, что казалась почти синей, только на подоконнике блестели снежинки, а в одном окне, в доме напротив, горела оранжевая люстра.

– Вообще-то ночью должна быть луна, – сказала себе Глаша, – и звёзды. Куда это они подевались?