Валерий Елманов - Крест и посох

— Вроде бы нет, — чуть пожал плечами Константин. — Да, совсем забыл спросить тебя. Наша беседа сильно ограничена по времени?

— То есть как? — не понял священник.

— Ну, тебя ко мне надолго прислали?

— Надолго, — несколько помедлив с ответом, отозвался отец Николай и легонько вздохнул, пытаясь сесть поудобнее. Цепь при этом беспокойно лязгнула, и Константин сразу все понял.

— Стало быть, и тебя повязали, — сочувственно произнес он. — Ну я-то ладно, а тебя за что?

— Проповедь моя князю не по нраву пришлась, — последовал сухой ответ.

— Никак за меня заступался, — догадался Константин. — Спасибо, конечно, но честное слово — зря.

— Болящего и в душевном смятении пребывающего оставлять грех, — сурово возразил священник.

— Но ты же ничем не сможешь мне помочь, а себе уже навредил, — и, не слыша ответа священника, Костя добавил: — Ты думаешь, что кое-чего добился, потому что в поруб ко мне попал? А ты понимаешь, что все, кто со мною здесь окажутся, будут меня на тот свет сопровождать? Глеб же никого в живых не оставит из числа тех, кто эту тайну про гранаты вместе с ним услышит.

— Так, может, потому Бог меня сюда и привел, — наконец отозвался отец Николай. — Ведь коли заговоришь, то нам обоим убиенными быть, а коли нет, может, меня и выпустит. Вдруг лишь проверяет Господь, сколько мук ты готов претерпеть ради жизни ближнего своего.

— Хорошо выкрутился, — по достоинству оценил его речь Константин. — Значит, говоришь, что ты — лишний стимул для моего молчания. Ну, дай-то Бог. Я другого боюсь. Как думаешь, неужели он такого опасного свидетеля, видевшего и слышавшего, как он своего брата пытает перед смертью, выпустить решится? Что-то я сомневаюсь.

— Коли надо будет, то и я с тобою вместе ту чашу смертную изопью, — последовал твердый ответ.

— Ну а как там, на воле? — засмущавшись от суровой прямоты слов отца Николая, поинтересовался Константин, резко меняя тему разговора. — Доброгневе ведь не дали и слова мне сказать. Надеюсь, все целы?

— С тех пор как ты здесь, ничего не изменилось. Отрок твой Михаил, когда Ожск жгли, в отлучке еще был...

— Ну, он самое раннее через неделю подъедет, — почти весело отозвался Константин. — Так что им его не видать, как своих ушей. А кроме него способ приготовления пороха ни одна живая душа не знает. Ты вот что, отче, — помолчав с минуту, решительно продолжил он. — Сейчас лучше отдохнем, чтобы к сегодняшнему вечеру силы сберечь. Но запомни единственное, что я тебя попрошу. Пожалуйста, когда придет князь Глеб со своим Парамошей, молчи как партизан. Может, и забудут они про тебя.

— А может быть, я смогу укротить гнев их, обращенный на тебя, — робко возразил священник.

— Не сможешь, — сердито буркнул Константин и иронично добавил: — И не вселить тебе смирение в душу их, и не убрать гордыню из сердец жестоких, ибо звери они, даже хуже. А то рубанет князь Глеб острой сабелькой, и одним праведником на земле 'Рязанской меньше будет, а их здесь и так по пальцам одной руки пересчитать можно, — немного передохнув и отдышавшись, он продолжил: — Ты, кстати, никогда не задумывался, что, может, это как раз я здесь случайный гость. Может, так все и было спланировано лишь для того, чтобы именно ты здесь оказался и разумное, доброе, вечное сеял, а?

— Предложено тебе было, — не согласился отец Николай. — Если же по-твоему судить, то какой-то чрезмерно сложный обходной путь выбран был, дабы я здесь очутился. Они, конечно, Высшие Силы, но зачем так-то было закручивать?

— Не знаю зачем, — упорствовал в своей неожиданной догадке Константин, — но ты сам вдумайся. Мне ведь, по сути дела, локальные задачи предстоят, как я их вижу. Ну, объединить всех воедино, ну, татарам зубы пересчитать на Калке, ну, Батыю хребтину поломать, вот и все. А кроме того, для моей работы замена есть. Меня не станет — аж двое останутся. Тут тебе и изобретатель, тут и вояка кадровый. Ты же у нас один. Вдумайся, отче, — совсем один. И заменить тебя некому. А то, что ты посеешь, через десятилетия лишь всходы даст. Через сто лет, при удачном раскладе, зацветет, через двести колоски соком нальются и лишь через три-четыре века урожай свой дадут. Вот и получается, что многовековая сверхзадача на твоих плечах, а не на моих. И ответственность на тебе за твою собственную жизнь лежит неизмеримо большая.

— Если тебе от осознания этого легче станет, пусть так будет, — кротко ответил священник.

— А если так, то молчи в тряпочку, когда эти гады придут, — почти жалобно попросил Константин. — Иначе я помирать буду, и все равно еще надежда останется, что тебя выпустят. Ведь не совсем же они звери. Что-то людское в них осталось.