Валерий Елманов - Крест и посох

Впрочем, пострадали от пожара не только мастерские, больше половины ожских домов выгорело без остатка. На счастье остальных жителей ненасытный огонь не сумел как следует разбушеваться в поисках новой пищи для своей бездонной красной пасти, угомонившись из-за внезапно прошедшего ливня.

Опрос порученцами князя Глеба ожских кузнецов тоже ничего не дал. Тот, кто мог бы им ответить что-то вразумительное, лежал без сознания, череп его был проломлен ударом кистеня, нанесенным походя. Словом, вернулись они ни с чем, и тогда Глеб понял, что для выяснения этой загадки ему нужен сам князь Константин, причем живой и по возможности здоровый.

Еще день назад тот был для Глеба очень опасен, потому и последовал приказ изничтожить Константина немедля, не вступая с ним ни в какие разговоры, а то мало ли что он успеет наболтать. Теперь же новые гонцы помчались во все стороны с иным предупреждением — брать только живьем. Причем за поимку награда немедленно увеличивалась с девяти до двадцати гривен серебром. Вдобавок Глеб справедливо рассудил, что рядом с его братцем в этот тяжкий час могут оказаться лишь самые верные слуги, которые полностью или частично посвящены в тайну нового оружия. Он пообещал, что за каждого из спутников Константина дополнительно будет уплачено еще по гривне, но только при одном условии — если схваченный будет жив. За мертвого полагалась другая, куда более экзотичная награда — два десятка плетей. Мастерство княжеского ката Парамона знали все, оно-то и внушало твердую уверенность в том, что захвачены все будут живыми.

Все больше и больше уважая голову беспутного, но за последние полгода как-то внезапно поумневшего брательника, новоявленный Каин не очень надеялся, что тот возьмет и все расскажет ему при встрече. Во-первых, неизвестно, как тот вообще отреагирует, да и знает ли он об этом оружии сам. Имеется в виду не то, как им пользоваться, а как его изготавливать. Во-вторых, резко набравший ума Константин отлично сознает, что после всего случившегося кому-то одному из них не место на этой земле. Учитывая, кто будет находиться в роли пленника, а кто — совсем наоборот, легко догадаться, что, какие бы полезные сведения Константин ни сообщил, смерть его все равно неминуема. Вывод напрашивался сам собой — брат будет молчать. Люди же его — другое дело. Их можно не только пугать или пытать. Достаточно просто купить, причем задешево, поскольку за такое сколько ни плати, все равно останешься в выигрыше.

У Глеба дух захватывало, когда он представлял себе перспективы, которые должны были перед ним открыться в самом недалеком будущем, после первого же применения удивительного оружия в крупной схватке. Давняя радужная мечта стать единовластным правителем всего обширного Рязанского княжества тут же поблекла и угасла.

Вдобавок она уже была осуществлена, а сбывшаяся мечта — это уже нечто иное, скорее напоминающее обычное исполнение желаний, не более того. Падая с мысленных небесных высот на землю, к ногам мечтателя, она, как вылупившийся цыпленок, безвозвратно теряет свою радужную, переливчатую скорлупу, в которой находилась все это время, и поднимать эти жалкие останки, некогда сверкавшие ослепительным блеском, уже не имеет смысла. Едва расколовшись, они безнадежно пачкаются, да так, что их уже никогда не удается очистить от налипшей земли, мусора и другой грязи жизни.

Сама же мечта при внимательном и детальном рассмотрении порою оказывается совсем не тем, что представлялось в бредовых видениях, о чем грезилось и вздыхалось долгими бессонными ночами. Ведь едва сбываются эти грезы, едва волшебный сон превращается в прозаическую явь, как человек тут же начинает рисовать перед собой новую мечту, еще более недоступную, чем прежняя. И вновь он пребывает в твердой уверенности, что уж она-то его не разочарует, что внутри она столь же прекрасна, как и снаружи, и что на сей раз никаких отличий между волшебным сном и грубой явью не будет.

Глебу грезилась уже не жалкая Рязань. Поначалу это был стольный град Владимиро-Суздальской земли, но затем, спустя сутки, новое видение, еще ярче, еще ослепительнее, напрочь затмило прежнее — Русь. Вся она целиком, без остатка будет принадлежать именно ему, Глебу Владимировичу. Причем не только Владимиро-Суздальская, но и Киевская вместе с Черниговской. А что, разве он, Глеб, не прямой потомок великого воителя Святослава, его сына Владимира и внука Ярослава [32], прозванного Мудрым. Так что есть у него на это все основания даже согласно лествичного [33]права. В самом деле, почему Владимирский великокняжеский стол принадлежит потомкам Всеволода, который был всего-навсего младшим сыном Ярослава Мудрого? Им должны владеть праправнуки среднего. Долой Всеволодовичей! [34]Да здравствуют Святославичи! [35]