Array Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока

О всемогущий, за что мне такая беда?
Рядом хожу, но не вижу тебя никогда.
Пусть говорят, что запретны свиданья — о нет!
Кто на уста и объятья наложит запрет?
Счастлив лишь тот, в ком умолкли и совесть и стыд,
А добродетель на коврике вытертом спит.
Горькие думы ночная таит тишина.
Копьями страсти душа моя уязвлена.

О виночерпий — я в огне, налей же мне, налей!
Дай мне напиться влагой губ, что диких роз алей.
Я болен жаждой, и одно лекарство от нее —
Заветный мед прохладных уст, целебное питье.
Ее улыбка — лепесток, сверкающий в траве,
Ее беседа — как узор, бегущий по канве.
Глубины сердца моего сокрыты от людей,
Но ей я душу распахнул — о госпожа, владей!
И воцарилась, а затем, улыбкою дразня,
На множество ночей и дней оставила меня.
Состарюсь я от этих мук — разлуке нет конца,
И мог бы вздох мой растопить железные сердца.

Целую вечность любимая спорит со мной —
Будь нам сегодня, любовь, беспристрастным судьей.
Так меня нынче сердечный недуг поразил,
Что не осталось уже ни желаний, ни сил.
Сжалься, судья, над последнею просьбой души —
Тяжбу столь долгую в пользу мою разреши!
«Что ты! — сказала Любовь и потупила взор. —
Смею ль я вынести милой твоей приговор?
Ждать и томиться пристало тебе, а не ей…»
«Горе! — вскричал я. — Ты самый плохой из судей!»

О горе! Та, что так стройна и черноока,
День ото дня ко мне все более жестока,
Звук голоса ее моей душе влюбленной —
Благоуханный луг, цветущий луг зеленый.
Как будто сам Харут [18] Харут и Марут — по мусульманскому преданию, ангелы, покинувшие небо и влюбившиеся в земную женщину по имени Зухра. во время нашей встречи
Подсказывает ей чарующие речи.
Когда ж устанет вдруг она от разговора,
Любого опьянит вино немого взора.
И кажется, что там, в изгибах ткани ленной, —
Весь аромат земли, все золото вселенной.
Она — как в жаркий день прохлады дуновенье,
Как радостный глоток в начале разговенья.
Из джиннов, из людей или богов ты родом.
Но ты прекрасней всех девиц под небосводом!
Достаточно ль тебе, что не подал я виду
И твоему гонцу не выказал обиду?
Хотя в моей душе посев тоски глубокой
Посеяли слова возлюбленной жестокой.
Под тяжестью любви, мечтая о кончине,
И смерти и страстям я дань плачу отныне.

Как ветер северный, любовь Убейды холодна.
О, если б с юга он подул, пьянящий, как весна!
О, если б, легкий, он принес опять в мое жилье
Прозрачный, свежий аромат дыхания ее!
Зачем оправдываюсь я в любви несчастной к ней?
Ведь те, кто так меня бранят, и сами не умней.

Как без любимой ночь длинна!
Весь мир скорее в вечность канет
Иль навсегда зайдет луна,
Чем милая моею станет.
На миг от боли я уйду,
Когда пригублю кубок пенный,
Когда поет в моем саду
Невольница самозабвенно.
Но как любимую забыть?
Забыть вовеки не сумею.
Когда б я мог любовь купить,
Я все бы отдал, что имею.
Я в бой пошел бы за нее
И защитил бы от печалей…
Но что ей рвение мое? —
Меня пред ней оклеветали.
В ночи бессонной я стенал,
Раздавленный ее презреньем.
«Убейда! — тщетно я взывал, —
Пускай к тебе придет прозренье!»
Я раньше плакал перед ней —
Струились слезы, плащ прозрачный, —
И говорил: «Среди теней
Давно бы стал я тенью мрачной,
Когда б отчаялся вернуть
Твою любовь когда-нибудь!».
Избавь скорее от мучений
Того, кто праведником был
И кто в часы полночных бдений
Аллаха славил и просил
Прощенья за грехи земные,
Но дни потом пришли иные,
И к полногрудой деве страсть
Такую возымела власть,
Что я забыл про все святыни,
Про час господнего суда,
И не раскаялся поныне,
И не раскаюсь никогда!
Как горько мне — ведь я влюблен,
И нет тебя, любимой, рядом.
Мечусь — как будто скорпион
Всю кровь мою наполнил ядом.
Боюсь, в последний путь меня
Проводит с воплями родня
И не дождусь я светлых дней
Великой милости твоей.
И если плакальщиц печальных
Увидишь и задашь вопрос,
Кто спит в носилках погребальных,
Ответят: «Умерший от слез.
Он был влюблен, но не любим,
И ныне смерть пришла за ним…».