Кто-то мне судьбу предскажет,
Кто-то завтра, милый мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой.
Мой костёр в тумане светит,
Искры гаснут на лету,
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко.
Далеко от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит,
А берег суровый и тесный, —
Как вспомнишь, так сердце болит.
На баке уж восемь пробило —
Товарища надо сменить.
По трапу едва он спустился,
Механик кричит: «Шевелись!»
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем прогорят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Пойди, заяви всем, что я заболел
И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истек, от жары изнемог;
Работать нет сил — умираю».
Товарищ ушел… Он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его оварило:
Лицо его, плечи, открытую грудь
И пот, с них струившийся градом…
О, если бы мог кто туда заглянуть.
Назвал кочегарку бы адом!
Котлы паровые зловеще шумят,
От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей, пары те шипят,
Из труб кое-где пробиваясь.
А он, извиваясь пред жарким огнем.
Лопатой бросал ловко уголь.
Внизу было мрачно — луч солнца и днем
Не может проникнуть в тот угол.
Нет ветра сегодня, — нет мочи стоять.
Согрелась вода, душно, жарко…
Термометр поднялся на сорок пять, —
Без воздуха вся кочегарка.
Окончив кидать, он напился воды, —
Воды опресненной, нечистой,
С лица его падал пот, сажи следы,
Услышал он крик машиниста:
«Ты вахты, не кончив, не смеешь бросать.
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору должен пойти и сказать, —
Лекарство он даст, если болен».
За поручни слабо хватаясь рукой,
По трапу наверх он взбирался;
Идти за лекарством в приемный покой
Не мог — от жары задыхался.
На палубу вышел, — сознанья уж нет.
В глазах у него помутилось.
Увидел на миг ослепительный свет.
Упал. Сердце больше не билось….
К нему подбежали с холодной водой,
Стараясь привесть его в чувство,
Но доктор оказал, покачав головой:
«Бессильно здесь наше искусство…»
Всю ночь в лазарете покойник лежал,
В костюме матроса одетый;
В руках восковую свечу он держал.
Воск таял, жарою согретый.
Проститься с товарищем, утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли:
Колосник обгорелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник
И койкою труп обернули.
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
Был чист, неподвижен в тот миг океан
Как зеркало, воды блестели.
Явилось начальство, пришел капитан,
И «вечную память» пропели.
Доску приподняли дрожащей рукой.
И в саване тело скользнуло,
В пучине глубокой, безвестной, морской
Навеки, плеснув, утонуло.
Напрасно старушка ждет сына домой.
Ей скажут, она зарыдает…
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Степь да степь кругом.
Путь далек лежит.
В той степи глухой
Замерзал ямщик.
И, набравшись сил,
Чуя смертный час.
Он товарищу
Отдавал наказ:
«Ты, товарищ мой,
Не попомни зла,
Здесь, в степи глухой.
Схорони меня.
Ты лошадушек
Сведи к батюшке,
Передай поклон
Родной матушке.
А жене скажи
Слово прощальное,
Передай кольцо
Обручальное.
Да скажи ты ей —
Пусть не печалится,
Пусть с другим она
Обвенчается.
Про меня скажи,
Что в степи замерз,
А любовь ее
Я с собой унес».
Э. Успенский
Кабы не было зимы
Кабы не было зимы
В городах и селах,
Никогда б не знали мы
Этих дней веселых.
Не кружила б малышня
Возле снежной бабы,
Не петляла бы лыжня,
Кабы, кабы, кабы…
Кабы не было зимы,
В этом нет секрета —
От жары б увяли мы,
Надоело б лето.
Не пришла бы к нам метель
На денек хотя бы.
И снегирь не сел на ель,
Кабы, кабы, кабы…
Читать дальше