Так трясутся аж просто руки, —
Ведь бывает же, что и сбывается,
Чего они пишут в них, суки!
Ох, ребята, сдвигаются тучи
На горизонте Отчизны!
Очень многие хочут мучить —
Вот в чём бед корень жизни.
Есть немало, кого так растащило,
Что готовы аж выстраиваться в очередь
Мучить. Лозунг их: а чё? а Чикатило?
Чем мы хуже? Нам тоже хочется!
Отомстить за своё уебанство
Чтоб хоть как хоть кому, люди
Есть такие, кто жаждет вот чем заняться:
Сажать на кол, вырывать груди,
Разны прочи применять заморочки
Книжки из «Молот ведьм» любимой.
У неё тиражи, между прочим!
Много, значит, их, таких господинов.
Эти самые люди наши,
Коих место, когда всё тихо,
Исключительно у параши,
Щас встрепётываются, глазки ихи,
Кои глазками снулой рыбы
Блять в период являются мира,
С-под змели вылезают, як грЫбы,
Начинают туда-сюда зырить,
— ну и так далее в примерно таком вот духе.
1994.09
***
На улице зима.
На улица зима, ебать конём!
На улице мороз своим пылает белым бешеным огнём,
А мы идём.
А мы идём с тобой вдвоём,
Под ветром пригибаясь как под артогнём,
Мы, пригибаясь, оскользаясь, перебежками бегём, —
Бутылку водки мы с собой несём.
Такую цилиндрическую, гладкую, холодную, весомую, прозрачную, несём.
И мы её, конечно, будем пить,
И обо всех явленьях жизни говорить
Со страшной силой все их прорубать,
И за одной ещё, и за ещё одной, и за одной ещё! бежать —
С большой, короче, пользой будем время проводить.
1995, осень
Блять, нахуяриться я на халяву сильно водяры хочу
***
Блять, нахуяриться я на халяву сильно водяры хочу.
Я, впрочем, согласен и на свои, да откуда свои.
На тубареточке стоя, телепатическим в форточку криком кричу,
Всяко братков призывая: братки! Оу оу, братки!
Хуй там услышат братки. Братки
За миллион двести тысяч лёту отсюда рублей, —
Кто не в могиле; к тому же они, дураки, —
Поужзашиты из них — не менее трех четвертей.
Было бы проще бы, Летов я будь ебанат.
Было бы ясно, виновен кто в том, что вокруг.
Было бы ясно: гад Ельцын во всем виноват.
Было бы ясно: тукдык его, суку, цурюк.
Сам виноват: не фиг иметь тридцать шесть
Лет, а не двадцать семь.
А коли столько уже оглянулся, а есть,
Одно остается: терпеть, и ещё, и совсем.
4 июня 1997, Москва
Я б, умей на гитаре играть
***
Я б, умей на гитаре играть, —
Я бы стал её брать,
Вдохновенной б рукой стал по струнам бряцать,
Стал бы я напевать:
— Опять наебли.
— Опять наебали, опять.
— Опять наебли ай-люли корабли!
Наебали ох сука-билять,
Так я пел бы и пел нараспев,
И припев:
— Суки!
— Суки!
— Суки!
— Суки!
Наёбывают и наёбывают.
Как хочут так и наёбывают.
Стал бы жаловаться на жизень —
Нудной, вязкой ставшей в последние годы
Только водярой одною которую и разжижить
Не такою была б чтобы клееподобной;
Стал бы плакать о том и о сём,
И вообще обо всём,
Повторять стал бы и повторять:
— Опять наебали, опять.
Опять наебали ебать блять копать!
Токовал бы как тетерев,
И припев:
— Наёбывают и наёбывают!
— Как хочут, так и наёбывают!
Суки!
Суки!
Суки!
1997.06
***
На улице сизо.
Не в смысле следственного изолятора,
А в смысле общего природы набухания грозой,
И как она всё электричество своё по капле, капле всё накапливаттора и накаппливатора,
Собой являя, как наука доказала, что-то вроде конденсатора-аккумулятора,
И, пива я купив, на остановке «Фомичева» нахожусь и рассуждаю там,
Как будто обращаясь к неким гипо-, так сказать, -тетическим браткам,
И обращаюсь к ним, такое дело говоря:
— Не знаю, как вы, друзья, а я
Все девяностые годы в какой-то морок как обморок был погружен:
Позорный период жизни автора этих строк:
Одна суета, одна хуета, одна бесконечная еботня —
Какой-то являлся просто морлок.
И долго, зараза, ведь длился он!
Пытался очнуться — никак не мог.
И я сижу на остановке, и я продолжаю так,
Я говорю себе “Ништяк, чувак, ништяк!
Чего-нибудь, короче, — говорю себе я — нужно срочно учудить.
Какую-нибудь чучу отчебучить.
Какую-нибудь эх едрить затеять растудыть,
А то совсем поглотит сумрак неминучий.”
И я сижу на остановке, никуда не едя, просто так,
А потому, что больше нет в окрестностях скамеек,
Читать дальше