В чисто прибранной комнате Кольку поджидал долговязый парень. Перед ним на столе лежал детский складной ножик, некогда пропоровший Алькину сандалию. Где нашел? – За образами, бабка твоя запрятала. Меня Саней зовут. Я денег искал, надо было отсидеться – здесь моей физиономии не знают. Нашел маленько. Три долга я тебе должен. Вот, держи за бабкино наследство – вдесятеро. И выложил на стол пухлую пачку денег. Вот тебе за тот нож, что бензином вонял. Бросил рядом с перочинным ножичком ту, заговоренную, вставшую из колодца финку. Потом обнял Кольку за плечи сильной рукой. Еще ты за меня полтора года отсидел. Мне бы десять как пить дать намотали, я личность известная. За эту услугу будешь мне братан. Сам тебя к делу пристрою и сам прикрою. Первое наше приключенье будет… ты автомобили любишь? Колька кивнул, глядя как завороженный на костистую руку, стиснувшую его плечо. Вместо застенчивого младшего брата Александра рядом стоял всемогущий старший брат Александр, учитель по жизни, полной опасностей, что усмехнулась ему в окно тюрьмы отчаянной усмешкой.
Ночью вблизи узловой, за шесть часов езды от дома, на платформе переформированного товарняка Саня с Колькой готовили «москвичей» к угону. Через сто километров… всё по плану… там ждут свои. Тут к платформе подошел солдат с винтовкой. Стоя в профиль к парням, смотрел на автомобили и втягивал носом воздух. Учуял запах бензина… заподозрил неладное… сейчас подымет тревогу. Нет, всё было не так. Солдат только что сменился с поста, шел сдавать табельное оружие. Загляделся на блестящие крылья «москвичей», пахнувшие лаком. Прямо с конвейера, окраска «белая ночь». Саня вложил Кольке в ладонь дарёную финку и подтолкнул его со спины к солдату. Проверка нового братана – без этого воровское дело не живет. Колька не успел ничего взять в толк. Плечи сами собой развернулись, рука описала полукруг, нож вонзился Сане под ребро. Аховый Саня повалился не ахнув. Часовой, уже отстоявший вахту, так ничего и не заметил. Задрал подбородок к звездному небу и затянул: «Давно ли роскошно ты розой цвела…»
Кольке и на этот раз дали всего два года, ровно ему бабушка ворожила. Из них скостили те полтора, что он отсидел раньше. Следствие установило: автором мокрого дела в женском общежитии был убитый теперь Колькой многократный рецидивист Александр Клячин. Дело – сложное, двойное – тянулось полгода. И эти полгода КПЗ Кольке зачли. Выпустили условно. Чуть было не убитый им Алик, отслужив в железнодорожных войсках, вернулся домой. Не к тете Рае, успевшей найти себе мужа, а в четырехэтажку, где на столе его ждал безобидный детский ножик. Колька, как пришел, раскрыл его и сильным броском всадил в столешницу. Ему почудилось: проклятая финка в этот миг от него отвязалась. А может быть, размагнитилась, пока суд да дело, лежа на виду, с биркой, в качестве вещественного доказательства. Или там, в преисподней, согласились взять заместо одного Александра другого. По-любому ножей Колька больше не находил. Шастал за грибами, истоптавши все сапоги, греб уголь в подвале до полного почернения рожи, топал всякий день по шпалам на работу. В общем, от судьбы не бегал. И пересилил ее.
Весна на радость не похожа…
Сергей Есенин
Вымыла пол до середины девятиметровой комнаты, выжимает тряпку в ведро. Как бы не забрызгать постелей. Она, Галя, спит на узкой кровати с матерью, Нелька точно так же со своей. Матери не разговаривают, а когда заговорят, Галиной не поздоровится. Во всяком случае, пузырек с кислотой Галя находила в той, ихней тумбочке. Дым пошел, как открыла, а вылить не решилась. Потом флакон исчез – небось, Нелька потихоньку выбросила, но спрашивать страшно. Девочки идут от школы вместе, возле барака расходятся. Развесила мокрую мешковину по батарее. Батарея одна, зато здоровенная, стены – фанерка да штукатурка. Из приемника слышна музыка, далекая и строгая. Мать на дежурстве в метро, вернется ночью, трамваи ходят долго. Вагон будет вздрагивать, нечаянно позванивая, мать начнет клевать носом на жестком сиденье. Нелина тоже придет заполночь – станки работают в три смены. Засыпая, Галя протянет руку в темноту, пожмет Нелькину уже вытянутую руку. Нет, больше так не будет. Стоит беспокойная весна, всё меняющая, независимо от того, пойдет ли Галя на фильм в клуб «Коммуна». Уходя, Нелька молча выложила перед ней билет. Галя вымыла пять половиц из десяти, как велит мать. Хорошо, что их четное число, всё бы так легко делилось. Звуки незнакомых инструментов стараются сделать стыдное не стыдным, обидное не обидным.
Читать дальше