Кристофер Хэмптон - Опасный метод

Сабина.Угу.

Юнг.А на вас?

Сабина.Иногда… пожалуй. Но в основном доставалось моим братьям.

Юнг.И что он делал?

Сабина.Кричал и еще… кричал. Лупил их.

Корчится на стуле, у нее подергивается колено; контролировать выражение лица ей уже не под силу.

Юнг.Но вы любите отца?

Сабина.Ну да, только я не могла… не могла… на него порой нападала такая тоска, а я не могла… гордыня… когда любишь, это самое болезненное… Я даже…

(Умолкает и задумывается. Юнг выжидает.)

Я даже не могла…

Юнг.Да?

Сабина.…общаться с ним по-французски…

Юнг.По-французски?

Сабина.Да, я… учила французский и, когда спускалась к завтраку, говорила всем bonjour, но не могла… не могла… его… не могла… его… поцеловать…

У нее неудержимо дергается голова.

Юнг.Сейчас вы сделали паузу — о чем вы думали?

Сабина.Когда?

Юнг.Только что: вы прервались на полуслове. У вас возникла какая-то мысль?

Сабина.Я даже не… ох…

Юнг.Или видение? У вас было видение? Сабина. Да, видение… точно.

Юнг.И какое же было видение?

Сабина.Рука.

(Корчится в кресле и долго молчит, но в конце концов успокаивается и продолжает почти шепотом.)

Рука моего отца.

Юнг, чтобы не нарушить доверительность, тоже понижает голос.

Юнг.Почему вы думаете, что видели именно его руку?

Сабина.После того как… всякий раз, когда он нас избивал… после этого…

Юнг.Продолжайте.

Сабина.Он заставлял нас целовать ему руку. Содрогается и ерзает. Юнг делает пометки в блокноте.

В квартире. Эммасидит, безмятежно наблюдая за Юнгом, который в глубокой задумчивости расхаживает по комнате со стаканом воды в руке.

Юнг.А затем у меня состоялся разговор с ее матерью.

Эмма.Так-так. И что это за особа?

Юнг.Бесчувственная. Одно слово — дантистка.

Эмма.Ох.

Юнг.Утверждает, что любит свою профессию, а у самой хищный блеск в глазах. Жалуется, что у Сабины слабое здоровье.

Эмма.Истеричность?

Юнг.Нет-нет, постоянные соматические заболевания. Дифтерия, скарлатина, то одно, то другое. Запоры.

Эмма.Бедная девочка.

Юнг.Пренебрежительно отзывалась о ее повышенной чувствительности: мол, жалеет нищих, переживает, что на Кавказе голод. Мечту Сабины выучиться на врача осмеяла как нелепую прихоть.

Эмма.Сочувствия ни на грош.

Юнг.Говорит, Сабина всегда была слишком умной, заносчивой, не находила общего языка с нормальными людьми.

(Качает головой и залпом выпивает воду.)

Мне бы чего-нибудь покрепче.

Эмма.Не положено, уж извини.

Юнг.Это курам на смех — неужели господин директор полагает, что его подчиненные станут напиваться и устраивать оргии в больничной столовой?

Наполняет стакан водой из графина.

Эмма.Но лечение сдвинулось с мертвой точки?

Юнг.Хотелось бы надеяться; впрочем, не знаю. Мне этот случай чрезвычайно интересен. Но внутренний голос подсказывает, что я был чересчур многословен.

Эмма.Кто бы мог подумать!

Она явно его поддразнивает, но он слишком поглощен своими мыслями, чтобы это заметить.

Юнг.Мне нужно последить за собой, чтобы поменьше говорить самому; чтобы не перебивать.

Отдельная палата в клинике «Бургхёльцли»; время позднее. Сабинав ночной сорочке сидит на кровати. Она поднимает голову, когда в палату с лучезарной улыбкой входит медсестра, годами ненамного старше ее самой.

Медсестра.Пора баиньки!

Сабина.Ой. Дайте мне еще пять минут.

С этими словами она встает; медсестра, приторно улыбаясь, отрицательно качает головой.

Медсестра.И не просите, у нас режим.

В углу палаты, за ширмой, виднеются кувшин, таз и ночной горшок; Сабина указывает в ту сторону.

Сабина.Я хочу…

Медсестра.Это — пожалуйста, это — сколько угодно.

Сабина.Неужели мне отказано даже в такой малости, как пять минут уединения?

Медсестра.Господи, уж не меня ли вы стесняетесь? Давайте ступайте. Я подожду.

Ее улыбочка способна кого угодно довести до белого каления. В тишине Сабина стреляет глазами по сторонам.