Евгений Шварц - Одна ночь

Вбегает Ольга Петровна. В руках тарелка, чистая салфетка, ложка.

Ольга Петровна.Проснулась, милая? На вот… я тебе принесла.

Марфа.Что это?

Ольга Петровна.Я, милая, на еду теперь очень строгая. Ужасно, прямо тиран. Не для себя, для внучки берегу, с ума схожу над каждым куском. Но ты, родная, бери.

Марфа.Не нужно.

Ольга Петровна.Садись. Это студень. Скушай, сделай мне одолжение. (Накрывает на стол.) Я, товарищ Васильева, очень добрая была, гостей любила, разговоры. Кино прямо обожала, если в хорошей компании. Там на экране стреляют, геройствуют, а мы сидим, «Театральную» карамель кушаем и любуемся… Восьмой ряд мой любимый был. Или первый ряд балкона. Вот видишь, я тебе салфеточку постелила чистенькую. Вот это ложечка. А в тарелочке студень. В начале тревоги сбегала, варить его поставила, в середине сняла да за форточку, а к концу тревоги он, голубчик, застыл. Кушай.

Марфа.Не могу.

Ольга Петровна.Не стесняйся, родная. Я и горчицу захватила и перец. Перец, родная, два рубля пакетик. А вот и уксус в скляночке. Порадуй меня. Из ножек студень. Я пробовала, его есть можно. Никому бы не дала, а ты, товарищ Васильева, теперь мне как старая знакомая. Впрочем, что я говорю. Старые знакомые иногда такие стервы бывают. Ты мне ближе. Ты как сестра. За одну ночь я к тебе привязалась, Марфа. Ты не обижайся, что я такое говорю. Это потому, что я спросить тебя не смею. Как дочка?

Марфа.Что… Дочка!!! (Кричит.) Даша! Даша!

Даша.Что, мамочка?

Марфа бежит к дочери. Обнимает её.

Ольга Петровна (Шурику). Вот видишь, хулиган. Жива она!

Шурик.Чего вы ругаетесь?

Ольга Петровна.То-то! Знал бы, сколько взрослым людям приходиться терпеть, так ты бы с нами… Уходи, чего ты тут вертишься!

Шурик.А ну вас!

Ольга Петровна.Уходи, уходи!

Даша.Мамочка, помоги мне, голубчик, встать… (Садится.) Ой, какая ты, мамочка, черная!

Марфа.Обветрило лицо.

Даша.Я совсем здорова, только слабость сильная.

Марфа.Я думала, ты умираешь…

Даша.Прости, голубчик, я тебя измучила. Будь я одна – лежала бы тихонечко, а раз мама здесь – и начала жаловаться, чтобы ты меня жалела. (Встает.)

Ольга Петровна.Лежите, лежите!

Даша.Нет, ничего.

Выходит из‑за ширмы. Марфа ведет дочь.

Опять ты меня, мамочка, ходить учишь.

Ольга Петровна.Присаживайтесь, присаживайтесь, вот тут, вот тут! И кушайте, пожалуйста, кушайте.

Даша.Нет, спасибо.

Ольга Петровна.Покорнейше прошу, кушайте, пока тревога. Ведь едва отбой зазвучит, мне надо посуду помыть, и скорей, скорей в магазин, очередь занять. И ты, Марфа, кушай. (Достает из кармана шубы ложку, завернутую в белоснежную салфетку.) Я, признаться, две ложки захватила, да одну не посмела достать сразу. Не знала, как вы, Дашенька… Живы ли… Мы выйдем. А вы поговорите, покушайте. Идем, хулиган, идем, миленький, не надо людям мешать, они стесняются. Ну вот, все слава Богу, все и славненько…

Быстро уходит, уводит Шурика.

Марфа.Дашенька, я побегу сейчас в Сережину школу. Дай мне, солнышко, адрес его.

Даша.Ты, мамочка, не убивайся только… поздно уже.

Марфа.Уехали?

Даша.Вчера в десять… мамочка, знаешь что? Ты покушай… Нельзя иначе…

Марфа.Я целый день не еле вчера.

Даша.Я тоже.

Едят.

Марфа.Пойду на фронт. Ты наверное знаешь, что он вчера уехал? Ты говорила – может быть, утром уезжают они.

Даша.Нет, мамочка, я наверное знаю. Комиссар сказал… Это я в бреду путала. Я сейчас помню.

Марфа.Значит, он сражается уже, наверно, дурачок.

Даша.Наверное, мамочка.

Марфа.А мы сидим да едим.

Даша.Теперь, мамочка, еда – очень серьезное дело.

Марфа.Такой нескладный, такой странный мальчик.

Даша.Нет.

Марфа.Как нет… Без присмотра пропадает. Обидчивый мальчик. Мучить его будут.

Даша.В школе его очень уважали.

Марфа.Пойду следом. Ты знаешь, что он по чужим документам убежал?

Даша.Да.

Марфа.Нет, не могу. У меня это дело со всех сторон обдумано. Я от войны не прячусь. И все, что могла, отдала. Сама умереть согласна – пусть только укажут мне место, где я могу с пользой умереть. Но он, не обижайся, Дашенька, любимчик мой был. Младший ведь. Уснет он, а я гляжу да плачу. Жалко мне, что он такой большой вырос, такой непонятный. Чего он все помалкивает? О чем с товарищами говорит вполголоса? Почему озабоченный бродит? Отчего мне не скажет, разве я не посочувствовала бы? Я без него не могу, как хочешь. Пойду.