Евгений Шварц - Ундервуд

Анька.Боюсь я. Страхов насказала про Варварку!

Убегают в погреб. Из дому выходит Маруся. Что-то ищет под окном. Из погреба выбегают Анькаи Иринка. Увидев Марусю, замерли. Стоят и глядят на нее.

Маруся (тихо и печально). Девочки! Не видели тут газеты под окном? Вчерашней? Мачеха велела найти… Чего вы на меня уставились? Неужто я еще выросла?

Анька.Нет. (Ставит воду на скамейку.)

Маруся.Так чего же? (Еще печальней.) Выкатили гляделки, будто куклы какие-нибудь.

Иринка (кидается к Марусе). Она тебя бьет. Она тебя убьет.

Маруся.Что ты, что ты…

Анька.Она – разбойница, разбойница!

Маруся.Кто?

Иринка.Мачеха!

Маруся.С чего ты взяла?

Иринка.Она деньги считала! Во какую гору! На полу сидела.

Маруся.Когда?

Иринка.После обеда! Я под крышу лазила, в окно увидела.

Маруся.В какое окно?

Иринка.Вон в то!

Маруся.Ну да! Она там после обеда на ключ запиралась.

Иринка.Откуда у нее деньги-то?

Анька.Она разбойница, наверное! Она и тебя из детдома взяла, наверное, чтобы убить!

Маруся.Вот оно! Этого я и ждала! Этого я и ждала все время! Вот оно. Что же делать-то?

Иринка.А ты к нам переходи. У нас живи!

Анька.На диване у нас живи пока.

Маруся.Я так и знала, что дело неладно. Всегда она запирается, всегда в город ездит – а зачем ей? Знаете, девочки, она вчера телеграмму получила, а там написано: «Цены прежние».

Анька.Ну!

Иринка.Прежние?

Маруся.Что это за телеграмма? Знаете, девочки, будь она просто злая старуха, я бы с ней живо справилась. А она непонятная старуха!

Анька.Очки носит…

Маруся.После обеда каждый день сядет она за стол, счеты из шкафа достанет – и давай считать, на счетах щелкать. Щелк-щелк, будто кассирша в кооперативе.

Анька.В «Пролетарии»?

Иринка.Заткнись!

Маруся.Откуда у нее деньги? Наворовала? Будет суд, спросят меня: «Как это так, восемь месяцев жили у нее – и не знаете, чем она занимается?» А у нее разве узнаешь? У нее все с хитростью. Щиплется – и то так, что не придерешься. Положит руку на плечо, будто так себе, и между пальцами как зажмет! А скажешь ей: «Чего вы щиплетесь?», она сейчас же: «Я не щиплюсь, я показываю или…»

Из лавчонки выезжает в колясочке на роликах Маркушка.

Маркушка.Сено! Солома! Трава! Клевер! Турнепс! Пальмы! Горох! Табак!

Убегает, сделав по сцене два-три круга.

Анька.Маркушка-дурачок побежал милостыню собирать.

Маруся.А как она меня надула, когда я в лагерь собиралась с отрядом! Свалилась, стонет, сознание теряет…

Иринка.У нас было слышно…

Анька.У нас было слышно, как она сознание теряет.

Маруся.Я и поверила и осталась – и вот теперь сижу здесь одна. А отряд неизвестно где. Не знаю, как проехать. Ей даровой прислугой осталась.

Анька.Я очень боюсь ее. Очень.

Маруся.Мячик! Мячик!

Анька.Ай! Ай! Что она делает! Ай!

Иринка.Не надо.

Маруся.Что с вами?

Анька.Зачем Мячик?

Маруся.Посоветоваться! С кем же еще?

Анька.Ай, что ты! Он ведь… Он сразу пойдет узнавать, расспрашивать…

Иринка.Он сразу начнет кричать: «Осмотрись и борись!»

Анька.Варварка рассердится и всех нас поубивает. Она непонятная!

Маруся.Не говори глупостей! Мячик!

Иринка.Ну, постой, ну, еще минуточку дай отдышаться. И зачем, зачем ты к ней из детдома пошла?

Анька.Сидела бы там.

Маруся.Я скучала очень, когда отец помер и бабушка померла. Они ведь мне про Варварку ни слова не говорили. Я ж не знала, какая она. А она пришла в детдом голубь голубем, и все документы в порядке.

Анька.Я б эти документы порвала – да в нее.

Маруся.Не порвала бы. Там все поверили, что она голубь. И арифметик, и заведующий. Уж на что умница Фекла, кухарка, и та поверила. А уж она, кажется, всякого насквозь видела. Кто лишнюю порцию съел, кто окно выбил – все Фекла узнавала, только глянет. А вот на Варварке прошиблась Фекла. У тебя, говорит, будет теперь родная мать. Вот. Посмотрела бы она на эту мать…

Иринка.Хороша мать!