Ярослава Пулинович - Бесконечный апрель

ПопутчицаВы в Бога верите?

Веня.Партийный. Я говорю лишь о том, что сознание точки, воспринимающей свою жизнь так-то и так-то, ничего общего не имеет с глобальной, так сказать, картиной…

Попутчица.А вы знаете, в Казахстане уже такая теплынь. Я еду от мамы. Муж меня избивал, и я уехала к маме. А теперь вот он меня любит, пишет вернуться. Хотите яйцо? Попробуйте, это домашние…

Попутчица протягивает Вене очищенное яйцо.

Веня.Вы куда едете?

Попутчица.В Тулу. Там поселок, рядом с Тулой. Вот туда.

Пауза.

Веня.Меня бросила жена. А я ведь еще совсем не старый.

Попутчица.Вы к ней хорошо относились?

Веня.Я ее на руках носил.

Попутчица.Значит, стерва. Ешьте яйцо.

Веня.Я родился в тысяча девятьсот двенадцатом году. Это важно запомнить, но это метрики, об этом будут знать и после моей смерти. Более всего тут важно, конечно, заметить, что меня воспитала мать, отец мой погиб в Первую мировую. Она была доброй и слабой женщиной. Я рос болезненным, нервным ребенком. Это главное. Потому что эти качества со временем только развились во мне, и превратили меня в человека плохо выживаемого, мало полезного для нашего общества… У меня рано испортилось зрение, и всю войну я провел в Ленинграде, работал выпускающим редактором на радио. Вот разве что блокада сделала из меня человека сурового, но еще более замкнутого и опять же склонного к неврастении, привыкшего все вопросы решать внутренним путем, то есть путем диалога самим с собой, путем, кажется, неверным. Я рано женился, и на все вопросы друг друга мы с женой ответили еще в юности, последующая же жизнь была лишь процессом общего пути двух точек в пространстве, процессом, эмоционально мало окрашенным…

Попутчица.А я в войну была еще девочкой, жила с мамой в Казахстане. У нас отца убили в первый день войны. А мне от него досталась сумка, знаете, наверное, раньше такие были, холщовая… И вот я с ней ходила в школу, каждый день. Казалось бы – сумка и сумка… А, я думала – вот, это отец со мной, в школу со мной ходит, и везде, на танцы вот даже. Смешно… Один раз стал ко мне на танцах старшеклассник приставать, бандит он был, говорят. Я ему как дам сумкой своей по голове, а он сразу так притих, в сторону отошел, ничего не сказал… Говорю ему – «Что, против отца-то поди не полезешь?» И гордая пошла. Мне казалось, что вот – ни у кого из класса отцов нет, а я с папой под ручку иду, он меня защищает. Да… (Пауза.) Так что вы говорили?

Веня.У меня водка есть. Хотите?

Коридор. В коридоре стоит Галяс сумкой. Напротив, нее стоит Веня.

Веня.Ты вернулась?

Галя.Как видишь.

Веня.Как твоя командировка?

Галя.Хорошо.

Обнимает Веню.

Галя.Господи, это, наверное, какая-то судьба… От евреев, наверное, не уходят.

Веня.При чем тут это?

Галя.Я скучала по тебе.

Поезд. Веняи Попутчицасидят рядом. Веня обнимает Попутчицу. В ногах у нее стоит собранная дорожная сумка. Поезд замедляет ход.

Веня.Тула, да?

Попутчица.Тула… Дальше на автобусе час.

Веня.Ну ничего, днем будете.

Попутчица.Давайте на ты.

Веня.Давай.

Попутчица.Писать, конечно, тебе не буду.

Веня.Да. Наверное, незачем…

Попутчица.Незачем. У меня вот муж.

Веня.Да… У меня… вот тоже там…

Попутчица.Да… Я оставлю адрес. Если что.

Веня.А муж?

Попутчица.Подписывайся – Женя Муслимова. Запомнил?

Веня.Это подруга?

Попутчица.Да. Но я, конечно, так думаю, незачем… У каждого жизнь…

Прижимается к Вене.

Веня. Да…

Попутчица.Незачем, да… Я буду тебя помнить. (Пауза.) Я тебе оставлю еще яиц в дорогу. Они домашние.

Веня. Да…

Попутчица.Веня… Венечка.

Веня.Поезд остановился. Тула…

Попутчица. Да…

Веня.Давай я провожу до перрона.

Встает, берет сумку Попутчицы. Та прижимается к Вене, целует его в губы. На станции что-то неразборчиво объявляют.

Веня.Стоянка сокращена.

Попутчица.Я буду помнить…

Веня.Да… Я тоже.

Попутчица.Да… (Кладет небольшой пакет на стол.) Тут яйца и соль. Яйца домашние, у меня у матери девять несушек.