Арнольд Уэскер - Корни

(Дженни возвращается в комнату) . Что это с тобой?

Джимми. Кто его знает — и живот болит и между лопатками, еле на ногах стою.

Дженни. Так ты сядь, а я ужин соберу.

Джимми. Эх, мать честная, и есть неохота. (Ложится на диван и прижимает подушку к животу.)

Дженни (наблюдает за ним) . Что же это с тобой?

Джимми. Почем я знаю.

Дженни. Я матери говорила, что у тебя боли сильные, а она говорит — это несварение желудка.

Джимми. Какое, к дьяволу, несварение, если у меня между лопатками сверлит?

Дженни. Она говорит, у некоторых такое несварение бывает, что от желудка в лопатки отдает.

Джимми. Будет тебе чушь молоть.

Дженни. Вот и я говорю. Господь с тобой, говорю, не бывает несварения желудка в спине. А она говорит: «Будешь ты мне рассказывать, у меня-то было!»

Джимми. Чего только у нее не было.

Дженни снова принимается за мытье посуды. Джимми кряхтит на диване. Дженни мурлычет себе под нос. Молчание.

Дженни. Видел кого сегодня?

Джимми. Доктора Гэллагера, больше никого.

Дженни (стремительно поворачиваясь) . Кого?

Джимми. Гэллагера. Его везла жена в стареньком «армстронге».

Дженни. Провалиться мне на этом месте, ну и дела!

Джимми (вставая и подходя к столу. Боль утихла) . А что?

Дженни (доставая ужин из печки) . Мы в вист играли в деревне, и Джуди Мейтленд говорит — его песенка спета. Ты же знаешь, у него год назад рак нашли. Говорят, больше трех недель не протянет, понял?

Джимми. Каркают как вороны. Подавай им покойника, да и все тут.

Дженни. Я тебе говорю — три недели, не больше.

Голос девушки за сценой: «О-го-го! О-го-го!»

Джимми. Твоя сестрица.

Дженни. Она.

Голос девушки за сценой: «О-го-го! Есть кто дома?» (Кричит.) Заходи, девушка, хватит тебе огокать.

Входит Бити Брайант. Это полная, пышущая здоровьем блондинка двадцати двух лет. Она несет чемодан.

Джимми. Вот и она.

Дженни (сдержанно, но с довольным видом) . Здорово, Биатрис, как поживаешь?

Бити (тоже сдержанно, но с довольным видом) . Привет, Дженни. Как ты? Чем это так вкусно пахнет?

Дженни. Лук жарится на ужин, и хлеб пеку к празднику урожая.

Бити. А твои делишки как, Джимми Билс?

Джимми. Живем помаленьку, девушка, как ты-то?

Бити. Да неплохо. Когда снова приедешь в Лондон на футбол?

Джимми. К чертям! Хватит с меня этих футболов. Папаша Брайант как-то попал в самую гущу, так запросил пардону. (Подражает его манере.) «Полегче, говорит, толкайтесь, полегче».

Дженни. А где Ронни?

Бити. Через две недели приедет.

Дженни. Не поженились еще?

Бити. Нет.

Джимми. Спешить надо, девушка, от долгого сватовства проку мало.

Дженни. Помалкивай, Джимми Билс, лучше ешь. Языком мелешь, в рот ничего не попадает. Оттого у тебя и болит между лопатками.

Бити. Ты что, заболел, Джимми?

Джимми. Скрутило меня, черт побери! Так и сверлит между лопаток.

Дженни. Мама говорит — это несварение желудка.

Бити. При чем же тут лопатки?

Дженни. Мама говорит, у некоторых такое несварение бывает, что от желудка в лопатки отдает.

Бити. Придумает тоже!

Дженни. Вот и я говорю. Господь с тобой, говорю, не бывает несварения желудка в спине. А она говорит: «Будешь ты мне рассказывать, у меня-то было!»

Бити. Чего только у нее не было! Как она?

Дженни. Да все так же. Ты надолго приехала?

Бити. Два дня у вас пробуду, две недели — дома.

Дженни. Есть хочешь?

Бити. А что у тебя?

Дженни. Что на столе.

Бити. Греченка? Это я люблю. (Устраивается поудобнее. Рядом лежит кипа комиксов. Она берет один и принимается читать.)

Дженни. На закуску у нас мороженое.

Бити (поглощена чтением) . Ага.

Дженни. Ты только посмотри на нее. Не успеет приехать, сразу хватается за комиксы. Ты все читаешь эту чушь?

Джимми. Совсем не меняется, правда?

Бити. Чудно даже! Как только приеду домой, я опять как прежде, вроде и не уезжала. Лень такая одолевает, и говорю как раньше. Чудно!