Даниил Горбунов - Элиза

Фермеры не замечали равнодушного взгляда человека, на которого они возлагали свои надежды, которого специально нашли, чтобы сообщить ему о своём несчастии. Ведь только сегодня они вышли осмотреть свою кукурузу, как заметили, что посевы, взошедшие относительно недавно, стали черными и сгнили.

– Ведьмы! Ведьмы и колдуны во всём виноваты! Кто ещё мог такое вытворить?! – прокричал третий фермер, – мне Том рассказывал как-то раз, что видел привидение Бриджет Бишоп, женщину с мертвенно-белой кожей в ярко красном платье, да ещё и с иглами, и с куклами в руках! Всем в нашем городе известно, что это ведьмы на нас насылают чуму, оспу и набеги этих проклятых индейцев…

– Но всему есть логическое объяснение, – раздался неизвестный голос, он прозвучал, как гром среди ясного неба, поэтому фермеры и церковнослужитель обернулись.

Произнёс эту фразу молодой человек, непонятно откуда появившийся. Он оглядел всех своими большими светлыми глазами. Говорил он громко и смело, а смотрел зорко и прямо.

– Извините, что так вмешался в ваш разговор, – продолжал он, – я услышал его случайно и решил сказать, что я думаю. Мне кажется, что урожай могло испортить какой-нибудь болезнью или может насекомыми, но нельзя же точно уверять, что здесь замешано колдовство.

– А кто ты вообще такой? – спросил второй фермер, посмотрев на этого человека презрительно, ибо на вид ему было всего где-то двадцать с небольшим лет.

– Моё имя Джим, Джим Смит, – ответил молодой человек, – и я думаю, что ведьмы не могли испортить ваш урожай. Подумайте, а существуют ли они на самом деле?

– А ты в этом сомневаешься? – спросил первый фермер, – нужно быть либо очень храбрым, либо очень глупым, чтобы говорить такое перед церковником.

Но служитель церкви, казалось, не слышал этой фразы. Глаза его смотрели куда-то вдаль, и по ним было видно, что думает он совсем не о беде фермеров или о сказанных Джимом словах.

Холодный ветер ударил в лицо Джима, как бы напоминая о том, какая сегодня плохая погода. Джим огляделся, он посмотрел на свой деревянный город и на серых угрюмых своих сограждан. Каждый раз, когда он оглядывал окрестности, они напоминали ему о тяжёлой жизни Салема. Часто Джим думал, что он родился в самом ужасном месте и в самое ужасное время. За все годы жизни он, казалось, не пропустил ни одной казни, прошедшей в городке. Он видел неоднократно, как мужчин и женщин приводили на холм, заставляли подняться на эшафот и дальше совершалось непоправимое.

Взойдя на эшафот, обвинённые обреченно смотрели на всех людей, собравшихся для созерцания их казни. Толпа у холма, образовывала собой серое чудовище с тысячью рук и глаз. Не было ни в Новом свете, ни во всем мире ничего более ужасного, как ощущения этих тысячи глаз, которые могут пронзить человека насквозь. Толпа смотрела на обвинённых, как на людей, оскорбляющих человечество. Но не было в толпе насмешек или укоризненных речей на их счёт. Люди в глубине своего сердца жалели несчастных, но боялись показать свое сочувствие, чтобы случайно не оказаться самим на их месте.

– Все жители нашего города, – начал говорить Джим, – считают, что казнь – есть справедливость, но эта справедливость создана страхом. Она фальшива, и люди прикрываются ею, как одеялом прикрываются дети, боящиеся темноты. Люди запуганы, как крысы, за которыми гоняется кот. Вам, кажется, что я сумасшедший или еретик, вы думаете, что я заблуждаюсь, но на самом деле заблуждаетесь вы. Подумайте-ка хорошенько, может ли Бог приговорить человека к смертной казни?! Когда убийство – грех, а этот грех совершается церковью. И вы думаете, что она совершает справедливость?..

– Не нужно тут разглагольствовать! – прервал его третий фермер, подняв указательный палец вверх, – ты считаешь себя очень уж умным, но кроме тебя есть другие умные люди, и они уже всё придумали и все истины постигли!

– Шёл бы ты своей дорогой, – выкрикнул второй фермер, – иначе тебя повесят!

Джим смотрел на фермеров, к которым только что пытался донести правду, но они были слепы душою и глухи к его словам. «Они меня не понимают. Нет, бесполезно что-то говорить этим людям», – думал Джим, и им овладевало уныние. Он понимал свою никчёмность и безнадёжность, он был всего-навсего, одним из тех, кто живёт в этом городе. Созданный конформизм царствовал в округе, и благодаря ему было удобно управлять людьми.

Священник, до того молчавший, вдруг вернулся из мира раздумий, и смекая что к чему, произнес: