Алексей и Ольга Ракитины - Лекарство от долгой жизни

возить донбасский уголь, в Кривом Роге большой потребитель его. Чтобы продать свою долю в таком деле нужно… ну, не знаю… быть полным идиотом. Это как продать курицу, несущую золотые яйца. Могу сказать одно: даже если какая-то доля и будет продаваться, то никому постороннему её купить не удастся. Остальные совладельцы чужака не пустят. У них по закону приоритетное право выкупа.

– А если кусок жирный, не проглотят? Если доля в миллион, в полтора миллиона?

– Проглотят! – уверенно парировал Эйлер. – Для такого-то дела не найти полтора миллиона? Что вы, окститесь! В чулке, конечно, полтора миллиона не лежат, разве что у какого-нибудь безумного помещика, но всегда можно договориться о взаимоприемлемых условиях оплаты: оговорить рассрочку, взять кредит, наконец. Компания эта семейная. Её основали купцы Дубровины, два брата – Егор и Степан.

В дальнейшем к ним присоединилась и сестра, в замужестве Сичкина. Она пришла в компанию со своим капиталом и мужем; разумеется, попросила долю в прибылях.

– Когда это произошло? – уточнил Шумилов.

– Году, эдак, в семьдесят третьем, давненько уже, лет пятнадцать тому назад. Сейчас компанией реально управляют один из братьев, Степан Дубровин и тот самый Сичкин, муж сестры.

– А второй брат?

– Второй брат, Егор, умер несколько лет назад, а долю свою на дочь переписал. Дочь внебрачная, в грехе прижитая, росла без него. Он в своё время женился на богатой, приданое взял приличное. Детей в браке не было. Да, видать, совесть мучила. Религиозный был человек. А как овдовел – переписал дочку на своё имя, и зажили они одной семьей. А перед смертью все имущество ей отписал – и дома и долю в компании. Грехи молодости замаливал.

– А как фамилия дочери?

– Максименко по мужу. Этот Максименко интересным был человеком. Начинал приказчиком у Егора Дубровина, был его правой рукой в Донском отделении компании. Приглянулся он дочери хозяина, сделался членом семьи. Но недавно неожиданно умер. Какая-то тёмная история вышла с этой смертью.

– Так, так, – начал что-то понимать Шумилов. – А что же это за история, не знаете?

– Точно не скажу, не знаю. Мой коллега в банке, который этой компанией занимается, упоминал, что возникли нехорошие подозрения, обвинения, кто-то что-то пытался мутить, но признаюсь, сказано было без подробностей. Вот я и говорю, что семейство никого постороннего в дело не пустит. Даже ежели большой ломоть и будет выставлен на продажу, то другие члены семейства обязательно его купят. Повторюсь, они имеют на то преимущественное право.

– Как полагаете, Герман Густавович, сколько сейчас стоит дело Максименко: все их пароходы, пристани с отведённой под них землёю, керосин в трюмах, уголь на берегу, здания, наконец, средства на счетах?

– Ну-у-у… – банкир задумался. – Полагаю, никто вам точную цифру не назовёт. Но по моему суждению, всё это может уложиться не менее как в… Миллионов двенадцать.

– Они дважды эмитировали акции. Общая номинальная стоимость обоих выпусков составила полтора миллиона. Из ваших слов я заключаю, что акции хорошо отросли и стоят сейчас много больше номинала.

– Вне всякого сомнения.

– Ну, что ж, придется мне разочаровать моего клиента. Спасибо вам за ценную справку, Герман Густавович.

– Мне пора господа. Приятного вам аппетита и до встречи. – Эйлер не спеша поднялся и отяжелевшей походкой направился к выходу.

«Да уж, сложно сохранять олимпийскую форму, ежедневно здесь обедая», – подумал Алексей Иванович, провожая его взглядом.

Обед действительно получился роскошный. За закусками последовал рассольник с почками, который так понравился Эйлеру, затем кролик в лимонном соусе и блинчики с яблоками. А на десерт было подано изумительно нежное суфле с черносливом, украшенное сверху дольками персика. Пётр Семёнович, видимо, привыкший к такому ежедневному изобилию, поглощал блюда с аппетитом, а для Шумилова всего вышеперечисленного оказалось слишком много. Впрочем, он, по словам матушки, всегда был «скучным за столом человеком», в том смысле, что кулинарных изысков не любил и не понимал, а потому кормить его было совсем неинтересно. По дороге домой Шумилов пытался тщательно обдумать всё, что удалось узнать за день.

«Барынька получила капиталы от отца, – размышлял он. – Но посвятила ли она в свои планы остальных совладельцев компании? Известно ли им об этой её странной затее? Или, наоборот, Александра действует по их прямой указке? Не получится ли так, что на каком-то этапе нашего взаимодействия выскочит, как чёртик из табакерки, какой-нибудь представитель клана Дубровиных и не начнёт ли выдвигать новые требования и ставить новые условия? Хотя… Кто знает, какие отношения в их семействе? Ведь бывает и так, что родные по крови люди живут друг с другом, как пауки в банке. Тут ведь миллионные капиталы. Люди и за меньшие деньги часто готовы друг другу глотку перегрызть. Так что же происходит? Александра Егоровна владеет большой долей в компании, но, видимо, в силу каких-то причин намерена эту долю продать, причём как можно скорее, дабы вложить деньги в землю. Иного происхождения больших наличных денег у Александры Максименко я пока не вижу. Что дальше будет с землёй, которую она намерена купить, неясно, у Максименко нет определённых замыслов. Похоже на то, что задача Александры Максименко состоит именно в том, чтобы увести свой капитал из „Волжско-Уральской компании“. Но зачем? С точки зрения здравого смысла глупо лишаться такого постоянного и надёжного источника дохода. Значит, есть у Александры причина куда более веская. Возможно, капитал уводят, чтобы довести компанию до формального банкротства… Но зачем?! В любом случае, это очень отдаёт мошенничеством или, по крайней мере, игрой на грани дозволенного законом. А меня, похоже, Александра Егоровна хочет использовать вслепую, как лафонтеновскую обезьяну, таскающую каштаны из огня».