Буряк продолжал испытующе смотреть на Стаса, небрежно махнув на прощание рукой спускающемуся по лестнице Зинину.
– Это ты Лилию сюда не пускаешь?
Стас обернулся и удивленно уставился на него.
– Мы с тобой одну и ту же женщину называем Лилией? Ты правда считаешь, что ее можно не пустить туда, куда она хочет?!
Буряк помолчал и нехотя проговорил:
– Возьмешь меня с собой, когда будешь возвращаться на Равнину?
– Буду только рад, – серьезно сказал Стас. – Лилия тоже. Приветов она никому никогда не передает, сам знаешь. Но она очень скучает.
Инженер криво усмехнулся:
– Видимо, не настолько, чтобы прилететь сюда вместе с тобой. Ладно, неважно. Ты когда обратно?
– Скорее всего, завтра. В крайнем случае, послезавтра, – продолжая вглядываться в далекий костер, бросил Стас. – Что здесь дольше-то делать?
Буряк еще потоптался немного, а потом, ни слова не говоря, шагнул к лестнице.
Стас и сам не смог бы сказать, чем его так привлекло крохотное оранжевое пятнышко у подножия правых холмов, где огромные деревья росли почти вплотную к круто вздымающемуся склону и при ветре смахивали ветвями вниз землю и мелкие камешки. И все-таки его распирало неудержимое желание найти хоть одного здешнего обитателя, которому хватило любопытства забраться так далеко от поселения.
Он задумался, вспоминая, есть ли там, в районе костра, хоть одно большое плоское место, на котором мог бы уместиться самолет: поход через ночной лес с крутыми оврагами, топорщащимися из-под земли корнями деревьев и густыми колючими кустарниками не представлялся ему приятным времяпрепровождением. Но ничего достаточно большого и достаточно плоского ему в голову так и не пришло, поэтому Стас спустился в дом, стараясь не шуметь: не хватало еще объяснять Зинину, наверняка продолжавшему торчать у матушевских книжных полок, куда это он собрался на ночь глядя.
Он отыскал в кладовке матушевский налобный фонарь, прислушался: Зинин, снова по уши увлекшийся работой, не подавал признаков жизни – и вышел из дома.
Путь через лес оказался несколько проще, чем Стас предполагал. И все равно чем дольше он шел, тем большее раздражение его одолевало: по сравнению с его голодным недельным путешествием сюда, в Долину, три года назад, прогулку по здешнему лесу можно было считать просто-таки гастрономическим туризмом. Луч фонаря то и дело выхватывал из темноты семейства крепеньких аппетитных грибов и густо обсыпанные самыми разными ягодами кусты. Под ногами время от времени катались, как небольшие мячи для регби, упавшие кокосы. Когда же Стас задирал голову вверх, то в стекавшем с ночного неба потоке голубоватого лунного света были видны неожиданные среди могучих сосен и дубов гроздья бананов: все-таки Матушев был большой затейник…
Как, скажите на милость, эти идиоты итеры ухитряются среди такого изобилия жаловаться на недостаток еды?! Всего-то и труда – полчаса погулять по лесу и насобирать себе всякой всячины на очень даже не скудный обед! Ну хорошо, чтобы запастись едой на зиму, погулять придется подольше и принести домой побольше – но это ведь все равно ерунда…
К тому моменту, когда костер уже начал просматриваться сквозь строй мохнатых стволов (в этом районе леса почему-то обитали высоченные пальмы), Стас уже кипел от возмущения. Его идея насчет создания чего-то такого, что позволило бы людям самим исполнять свои желания, начала обрастать всяческими мстительными деталями: вот если бы получилось так, чтобы исполняться могли не любые желания, а только какие-нибудь особо тонкие, изысканные и непрактичные… Или если бы желания исполнялись – но процесс их исполнения был бы чрезвычайно сложным и напряженным…
Процесс воображаемого воспитания ленивых итеров пришлось прервать: совсем близко послышалось потрескивание костра, и Стас как-то неожиданно быстро вышел на крохотную полянку прямо под склоном холма.
Незнакомец, сидевший у костра, сощурился и заслонился рукой от яркого луча, идущего от Стасова лба. Стас спохватился и отключил фонарь: теперь, чтобы разглядеть любителя ночного леса, было вполне достаточно света и от костра, орошавшего огненными брызгами лесную тьму.
Даже если бы лицо незнакомца не было освещено переливающимся оранжевым отблеском костра, оно все равно выглядело бы янтарно-смуглым. На фоне этой густой теплой смуглости большие темные глаза, в которых плясали огоньки, приковывали к себе внимание даже сильнее, чем если бы горели на негритянском лице. Но окончательно Стас остолбенел, разглядев инфинит на левом виске: он был непривычного темно-шоколадного цвета.
Читать дальше