Анна Величко - Дневник бороздящей ад

Поднявшись с пола, я щелкнула замком, затаив дыхание.

Раз.

Два.

Три.

Я давно уже потеряла всякий страх.

Я все уже давно потеряла.

В небольшую щель между дверью и стеной виднелось темно-бурое пятно, и, заметив его, я даже пожалела, что глазок кто-то заляпал так, что самой лестничной клетки через него не было видно вовсе.

Надо было идти… Надо было покидать это место.

В который раз я стою здесь… И считаю до трех… И знаю, что мне нужно уходить. Но мне некуда идти… Некуда. Никого нет, не к кому идти… Не к кому… Город вымер, а я стою здесь и думаю, думаю… И не могу понять, что мне нужно…

Нет!

Тонкие белые пальцы мягко прильнули к двери, обхватив ее в области стыка со стеной и с хрустом потянув на себя. Хлипкая деревяшка легко поддалась давлению неведомой силы, но я не отпустила ее и дернула ручку на себя, вцепившись в нее мертвой хваткой, обессилено осев на пол и щелкнув щеколдой.

Часто, словно зверь, нечто задышало с той стороны, застучав, заклацав чем-то.

Зубами?..

Дверная ручка заходила вверх-вниз, резко и прерывисто дергаясь, то и дело издавая странные звуки и начиная трястись.

Я отползла назад, чувствуя ледяные руки страха на горле и панику где-то на уровне желудка. Сердце болезненно ударилось о грудную клетку, после чего замерло там же. Ручка все дергалась и дергалась, а спустя мгновение тихий, зловещий стон разорвал тишину окончательно, и мое сознание ушло, сменившись едкой тьмой, из которой не было выхода.

Проснулась я тут же. Что характерно – там же, где до этого впала в беспамятство. Даже неведомый противник за дверью…

А такой ли неведомый?

…Не успел еще уняться, и ручка продолжала дергаться, издавая тихий, робкий скрежет.

Оно там надолго… Надолго. Предлагаю отложить переезд.

Предложение одобрено… Мной.

Ладонь сама взметнулась ко лбу и царапнула ногтями полупрозрачную кожу на моем лице. Ноги самостоятельно понесли тело на кухню, где новая струя воды наполнила собою синий стакан и плавно утекла по пересохшему горлу в пустой желудок, наполнив всю меня могильным холодом.

– Так уже лучше… – тряхнув головой и поставив стакан, после чего заметив свое отражение в окне, я послала ему слабую, вымученную улыбку и замерла перед тумбой, опираясь на свои руки, в серединах которых кривыми узлами выделялись острые локти.

Ассоциация собственной внешности возникла в разуме невольно.

Рыба… Посмотри на себя… Посмотри!

Ничтожество в пижаме.

– Нет… Мне, все же, явно не лучше… – оторвавшись от собственных мыслей, я отвернулась и от тумбы, и от окна и наградила своим не самым разумным взглядом невысокий холодильник, что белоснежным гробом привалился к стене, покачивая приоткрытыми дверцами.

Из него страшно несло тухлятиной, но хоть что-то сделать с этим у меня не было ни сил, ни времени.

Ничего у меня не было.

Меня вновь качнуло, и потолок поплыл коричневыми пятнами-плитками, когда мой копчик ударом встретился с грязным линолеумом.

Руки веревками лежали на полу, я неплохо приложилась затылком о ручку тумбы, что так удачно оказалась именно в этом месте. Ноги попали под стол и остались наполовину там, временами подергиваясь в коленях.

Слабость… Это все она. Это она убивает меня, это она… Но в чем она виновата? Ее причина – то, что затесалось у меня под кожей. Причина всего моего вида – болезнь. Не ОРВИ или ОРЗ. И точно не грипп. Кто так болеет гриппом? Кто?..

Дверная ручка упорно щелкала в коридоре.

Я оперлась на руки и смогла подняться, хотя пол манил меня своей твердостью и своим неземным холодом. Дверца холодильника медленно качнулась, когда я коснулась ее, на мгновение замерев. Спустя еще секунду я открыла этот белый гроб полностью, своими глазами увидев мрачный налет плесени на немногочисленных остатках овощей, под которыми растекались мерзкие лужицы какой-то слизи.

Никаких яиц нет, конечно же. Ничего… С другой стороны… что я хотела там увидеть? Что я могла там увидеть? Что я надеялась найти? Овощи? Гниль. Кашу? Тухлятина. Что-нибудь молочное? Заглядывать опасно для жизни.

Каждый день заглядываю. И как в этом бреду, именуемом жизнью, не запомнить, что холодильник всегда пуст? Я себя удивляю…

Слова с хрустом покидали разум, когда дверца оказалась захлопнута окончательно и прекратила покачиваться, а я миновала дверной проем с дергающейся ручкой и, вновь оказавшись в своей комнате, опустилась в кресло, замерев на нем обездвиженной куклой, склонив голову и пытаясь лишний раз не думать.