Жан Кокто - Трудные родители

ЖоржА Ивонну ты любишь, Лео? НЕ против ли нее ты расточаешь свою силу и энергию?

Леони. Не заглядывай в тайники моего сердца, Жорж. Нехорошо копаться в чужой души. Там можно найти слишком много всякой всячины. Не пытайся проникнуть в мое сердце, да и в свое тоже.

Жорж. Мы покажем себя настоящими флюгерами.

Леони. А какая же это роскошь, Жорж, противоречить себе! Единственная моя роскошь! Собственная моя форма безалаберности! Не лишай меня ее. Семья, обломок семьи, обломок буржуазии, обломок непоколебимой морали, осколки прямой линии! Все может превратиться в осколки под гусеницами слепого танка, под пятой безмозглой силы: удача, мечты, надежды — ничего нет пощады. Воспользуемся же тем, что мы обломки, Жорж, пойдем своим, окольным путем, не мешая другим идти их собственной дорогой.

Жорж (опустив голову). Лео… ты, кажется, права.

Леони. Я люблю тебя, Жорж.

Ивонна, Леони, Жорж.

При последних словах дверь открывается и входит Ивонна, на ней тот же мохнатый халат, что в первом акте, волосы растрепаны.

Жорж. А мы тебя ждем. Мы надеялись, что наедине с тобой он придет в себя. Даже сквозь закрытую дверь Лео слышала его стоны.

Ивонна. Сущий ад.

Леони. Говорил он с тобой?

Ивонна. Нет. Он изо всех сил сжимал мне руку. Я ее отняла, хотела погладить ему волосы, задала нелепый вопрос, не хочет ли он пить. Он сказал мне: «Уйди». Я поднялась. Я надеялась, что он окликнет меня, не даст мне уйти. Стояла возле двери. Он повторил: «Уйди». Сущий ад. Я больше не могу. Не могу!

Жорж. Может быть, мне пойти?

Ивонна. Если он выгнал меня. То, значит, никого не хочет видеть. Я умоляла его лечь в постель, в ответ он принялся бить кулаками об пол. Он лежит на полу в темноте. На животе, в темной комнате.

Леони. Он что, ставни закрыл?

Ивонна. Ставни и занавески. Катается по полу и кусает себе руки. Ад какой-то. Лучше оставить его одного. ОН ведь не от грубости — бедный Мик! — чуть не сломал мне руку, он прижимал ее к своей щеке… Он страдает от того, что заставляет меня так страдать… Он сказал «уйди», как говорят, когда не желают, чтобы тебя жалели, трогали, видели.

Леони. Он весь — открытая рана.

Ивонна. Не будь эта женщина шлюхой, я бы позвала ее, отдала бы ей Мишеля. Вот до чего я дожила.

Леони. Теперь это легко сказать…

Ивонна. Нет, Лео… Это сказать не легко. Для того чтобы сказать это, я должна была дойти до крайности.

Леони. Ты отдала бы ее Мику?

Ивонна. Все что угодно… думаю, что да… Я больше не могу.

Леони. Вот этих-то слов я и ждала от тебя, Ивонна. Я не хотела произнести их первой, не хотела, чтобы Жорж заставил тебя их сказать. Говори, Жорж!

Ивонна. Опять слова…

Жорж. Нет, Ивонна. Не знаю, считаешь ли ты просто словами сделанное мной признание, но на этот раз дело куда серьезней.

Ивонна. Не знаю, что может быть серьезнее того, что с нами происходит.

Жорж. Да, серьезнее, потому что мы попали в это положение вследствие преступления, а преступник — я…

Ивонна. Ты?

Жорж. Мадлен ни в чем не виновата, Ивонна. Таинственный незнакомец не существует.

Ивонна. Я плохо тебя понимаю.

Жорж (приглашая говорить Лео). Лео…

Леони. Вчера я осталась с этой девушкой наедине…

Ивонна. И она уговорила тебя. Что за наивность! Из жертвы Жорж превратился в преступника?

Жорж. Брось, Лео. Будет лучше, если я сразу признаюсь во всем. Так вот, Ивонна: я вел себя подло. Я вынудил бедную девочку лгать, покрыть себя грязью. Я был суфлером ее роли. Этого третьего человека я выдумал сам. Я воспользовался тем, что Мишель доверчив, что Мадлен умирала от страха при одной мысли, что он может обо всем узнать. Это ужасно.

Ивонна. И ты это сделал?

Жорж. Сделал, клянусь!

Ивонна. Жорж! Ты же мог убить Мишеля!

Жорж. Он и так еле жив. Потому-то я и говорю о преступлении. Уж не считая того, что своим неожиданным приходом я мог убить Мадлен. А когда я довел ее до того ужасного состояния, которое вы объяснили смущением, я воспользовался тем, что мы по вашему настоянию остались с ней наедине, и добил ее. Что и говорить, отличная работа! Лучшее мое изобретение! Единственное мое изобретение, которое сработало. И я им гордился! Нужно было, чтобы Лео ткнула меня носом в то, что я напакостил.