Михаил Эм - Лучшие пьесы

Несмотря на по-человечески христианское и по-христиански всеобъятное чувство всепрощения, возникшее у меня при первой ссоре с женой, не удалось избежать второй ссоры, за ней третьей, четвертой и так далее. Ссоры повторялись, пока ребенок взрослел, а поскольку ребенок взрослел постоянно, то и ссоры продолжались постоянно, хотя и не приняли еще необратимого характера.

Именно в тот обратимый и от того по-прежнему сладкий период супружеской жизни я начал подозревать, что в жене время от времени поселяется какое-то другое существо, злобное и находящее удовольствие возражать мне по самым неожиданным поводам: например, куда поставить чайник с заваркой или в какое время суток ходить в магазин. Ставить чайник с заваркой надлежало носиком от стены, чтобы стена – кафель, между прочим! – не запотевала от пара, а ходить в магазин – после обеда, потому что завоз продуктов в магазины осуществляется, по расчетам жены, ближе к полудню. Таким образом, покупатели, пришедшие в магазин после обеда, покупали свежую морковь, в то время как пришедшие с утра – просроченную.

С моей точки зрения, данные концепции выглядели сомнительно, тем не менее я усердно соблюдал установленные требования, не понимая только, отчего моя малейшая оплошность вызывает у жены несоразмерную оплошности реакцию. Жена обижалась, начинала кричать, иногда плакать. В эти шумные моменты выяснялось, что я не так уж и заботлив и благоусмотрителен, как мне самому казалось. Начав с чайника или магазина, жена незаметно для самой себя, но вызывающе нелепо для классической логики, которую я в силу филологического образования свято уважал, переходила на посторонние темы, в которых я в свое время проявил себя не с лучшей стороны, а заканчивала, в зависимости от настроения, иногда совсем уж смехотворными претензиями, о которых и говорить-то неловко.

Когда по очевидным нелепостям возникала очередная обида, я замечал, что общаюсь уже не с женой, а с другим существом в ее облике, поселившимся в жене и неизвестным науке способом временно завладевшим ее сознанием. Если бы это существо проявило себя раньше, в необязательные времена нашего знакомства, я бы, конечно, и не подумал завязывать какой-то там узелок на собственной шее, однако дело было сделано. Ничего не оставалось, как считать ссоры с женой спорадическими, случайными, вызванными несколько большей, чем первоначально предполагалось, неидеальностью ее характера. Тем более что за ссорой всегда следовало примирение. Прежнее сознание – тогда я наивно полагал, что это здравый смысл и любовь, – неизменно возвращалось к жене. Мы становились счастливы опять, как некогда, хотя это составленное после скандала счастье нельзя было сравнить с прошлым, нераздельным и полноценным. Это была уже не идеальная, однако еще благополучная, вполне пристойная – да чего уж там мелочиться! – счастливая семейная жизнь.

К несчастью, демон все чаще и чаще завладевал сознанием жены, причем подобные перерождения становились раз за разом продолжительней, а последствия тяжелей. Ссоры не были нужны ни мне, ни ей, но зачем их тогда провоцировать? Вот этого я, сколько ни ломал голову, не мог объяснить как-то иначе, чем происками демона. Ни мне, ни моей жене ссоры не были нужны, но ссоры могли оказаться на руку демону как существу из темного потустороннего мира, задумавшему обратить в руины наш светлый богоданный человеческий мир. Это были явные демонические провокации, которым надлежало дать адекватный и равновесный ответ.

Такой адекватный и равновесный ответ был дан: я объявил демону, овладевшему сознанием жены, ответную войну. Я попытался приручить демона или поставить под свой контроль посредством взвешенной аргументации и ласки, главное – ласки. Я пытался объясниться с женой в минуты помутнения ее рассудка, пытался объясниться после, пытался ничего не объяснять, а вести себя как с больным человеком, которого нужно только жалеть, и ничего больше – не вышло. Через несколько лет постоянных попыток решить дело миром мне предстояло убедиться в их тщетности: это существо из альтернативной вселенной было не только злобно, но и чертовски изобретательно. Завладев сознанием жены, оно сохраняло ее память, которую беззастенчиво использовало против меня. Пользуясь понятным отцовским чувством, питаемым мной к ребенку, существо всегда выясняло отношения в присутствии ребенка, чего я панически боялся, или откровенно использовало ребенка в качестве заложника, переводя мои упреки в свой адрес в сторону ребенка. Выходило, что я в чем-то упрекаю ребенка: или не желая его достойно обеспечивать, или делая что-то ему во вред, или просто не заботясь о ребенке требуемым образом, – тогда как жена скандалит не от своего имени лично, а, так сказать, от имени ребенка, за его лучшее и светлое будущее. Никакие доводы, внятные любому нормальному человеку, на разбушевавшегося демона не действовали, а наоборот, только веселили развязную тварь, доказывая уязвимость моей аргументации, слабость моих логических и моральных бастионов. Одержав одну локальную победу, демон на ней не успокаивался, а накапливал информацию и силы, чтобы в следующий раз ужалить в больное место с еще большей наглостью и настойчивостью.