пробормотала я себе под нос, не забывая благосклонно улыбаться строящему мне прическу куаферу.
Хотя мне казалось, что до вечера еще уйма времени, именно к назначенному часу – ни минутой раньше – я была во всеоружии.
* * *
Никак не менее тысячи раз я встречала в книгах и кино сцену, где героиня спускается по лестнице в роскошном наряде, выглядит, понятно, великолепно, а снизу на нее смотрит ее верный рыцарь, и в глазах его – восхищение и любовь… Жаль, но не было во дворце никакой подходящей лестницы, я просто миновала анфиладу небольших гостиных, и передо мною распахнулись двери в главную залу, и обо мне доложили – весьма торжественно.
У самых дверей меня уже ожидала моя «гвардия», и я в самом деле заработала целый букет восхищенных мужских взглядов… От всех, но не от Генриха. Он осмотрел меня с удовлетворением папаши, дочка которого не окончательно опозорилась при первом выходе в свет. Даже кивнул пару раз, закрепляя в моем сознании свою реакцию.
Я на время потеряла дар речи от такого несусветного нахальства и едва смогла удержать на лице гримаску праздничного оживления. В качестве ответного хода я тоже окинула взглядом Генриха, примериваясь, к чему бы придраться… Сперва у меня появилось ощущение, что он даже не переоделся.
Но, приглядевшись, я поняла, что он все же сменил дорожную одежду на черный атласный костюм с серебристым жилетом и белоснежной рубашкой. Следовало признать, что выглядел он вполне элегантно. Более того, его костюм гармонировал с моим, а это уже был просто высший пилотаж. Прочие мои спутники, проникшись важностью церемонии, не только переоделись в чистое платье, но даже причесались, что само по себе требовало поощрения.
Я отвернулась от своих спутников и принялась осматривать зал, когда Генрих встал вполоборота… и по глазам мне внезапно хлестнул голубовато-стальной блеск. Я отчаянно заморгала, пытаясь сообразить, что такого блестящего мог напялить на себя мой наемник. Обычно он не носил никаких драгоценностей, этих побрякушек, которыми в галантный век не пренебрегали и мужчины. Ни перстня, ни цепи, ни даже нательного креста на нем я никогда не видела.
Я было решила, что он надел какой-то орден, Но, присмотревшись, поняла, что на груди Генриха красуется обыкновенный золотой аграф. Обыкновенный да не совсем. В его центре красовался сапфир неприличной величины и поистине редкостного оттенка. Камень распространял ледяное сияние такой силы, что мне захотелось до него дотронуться. Я на мгновение прикрыла глаза, позволив себе погрузиться в придуманную ситуацию: я подхожу к нему вплотную, дотрагиваюсь до камня, и…
Остановило меня только одно: я никогда еще настолько не приближалась к Генриху… Возможно, незримая граница, которую он с такой старательностью устанавливал между нами, была гораздо прочнее, чем мне казалось. До сих пор она удерживала даже меня – дитя легкомысленных и здорово упрощенных времен.
Я тряхнула головой и попеняла себе за несвоевременные рассуждения. Такова уж была моя уникальная способность: в торжественные моменты мне вечно лезли в голову разные не подходящие случаю мысли. Однако сдержать свой язык я все-таки не смогла.
– Где вы позаимствовали ваше сокровище? – шепотом поинтересовалась я у Генриха.
– Фамильная драгоценность, – невозмутимо отозвался он, постучав по аграфу пальцем, – И я очень не люблю шуток на эту тему.
Самое любопытное, что он, по-моему, в самом деле немного обиделся. Я недоуменно пожала плечами и приготовилась отстаивать право на обсуждение любых интересных мне предметов. Но мне помешали: толпа придворных зашелестела громче и стала выстраиваться по обе стороны от двери (нас при этом оттеснили вглубь залы, однако возражать я не решилась).
Когда двери парадной залы распахнулись, и мажордом доложил о прибытии герцога, я на время позабыла обо всем на свете. Что ни говори, а все-таки нечасто мне доводилось знакомиться с правящими особами. И герцог Рейхштадтский меня не разочаровал. Подлинное величие сквозило в каждом его движении. Такого не добьешься никаким воспитанием – как правило, это просто результат генетического отбора. Многие поколения царствующих предков, хочешь не хочешь, дают себя знать.
В нем было именно то, чего так не хватало моему самозванному сиятельству: аристократизм и равнодушие к богатству, величие и простота… Мне явно следовало понаблюдать за ним и попользоваться теми из черт его характера, что подошли бы для моего образа, до сих пор слегка незавершенного.
Читать дальше