Леонид Андреев - Океан

– Поди прочь, Гарт! Не скажешь ли ты еще, что я… не скажешь ли ты еще, что я отговаривала тебя? Вот… будет… смешно…

Хаггарт. Нет, скажу. Ты лжешь, Мариетт! Даже я, Хаггарт, вы подумайте, люди – даже я поверил, так искусно лжет эта женщина.

Мариетт. Поди… прочь… Хаггарт…

Хаггарт. Ты еще смеешься? Аббат, я не хочу быть мужем твоей дочери: она лжет.

Аббат. Ты хуже дьявола, Гарт! Вот что тебе скажу – ты хуже дьявола, Гарт!

Хаггарт. Ну, и безумные же вы люди! Я вас не понимаю, я уже не знаю, что мне делать с вами: смеяться? сердиться? плакать? Вам хочется отпустить меня – почему же вы не отпускаете? Вам жаль Филиппа – ну, убейте меня, ведь я же сказал: это я убил мальчишку. Разве я с вами спорю? Но вы кривляетесь как обезьяна, нашедшая банан – или это такая игра в вашей стране? Тогда я не хочу играть. А ты, аббат, совсем как фокусник на базаре: и в одной руке у тебя правда, и в другой руке у тебя правда, и все ты делаешь фокусы. А теперь она еще лжет – так хорошо, что сердце сжимается от веры. Ну, уж и хорошо!

Горько смеется.

Мариетт. Прости меня, Гарт.

Хаггарт. Когда я хотел убить, она висела на руке, как камень, а теперь говорит – это я убила. Крадет у меня убийство, не знает, что это тоже нужно заработать. Ну, и дикие же люди в вашей стране!

Мариетт. Я хотела обмануть их, но не тебя, Гарт. Тебя я хотела спасти.

Хаггарт. Мой отец учил меня: эй, Нони, смотри! Одна правда и один закон у всех: и у солнца, и у ветра, и у волн, и у зверя – и только у человека другая правда. Бойся человеческой правды, Нони! – так говорил отец. Может быть, это и есть ваша правда? Тогда я не боюсь ее, но мне очень горько и очень печально, Мариетт: если бы ты отточила нож и сказала: пойди, убей этого – мне, пожалуй, и не захотелось бы убивать. Зачем срезать сухое дерево? – сказал бы я тогда. А теперь – прощай, Мариетт! Ну, вяжите же меня и ведите в город.

Надменно ждет, но никто не подходит. Мариетт опустила голову на руки, плечи ее вздрагивают; задумался и аббат, опустив большую голову. Десфосо о чем-то горячо шепчется с рыбаками. Выступает Хорре и говорит, искоса поглядывая на Хаггарта.

– Я уже немного поговорил с ними, Нони, они ничего, они хорошие ребята. Нони. Вот только поп, но и он хороший человек – верно, Нони? Да не косись ты на меня так, а то я перепутаю! Вот какая, ведь, вещь, добрые люди: мы с этим, с Хаггартом, прикопили малую толику деньжонок, этакий бочоночек с золотом… Нам ведь оно не нужно, Нони? Может быть, вы возьмете его себе? Как ты думаешь: отдать им золото, Нони? Вот я и запутался.

Хитро подмаргивает поднявшей голову Мариетт.

Аббат. Ты что болтаешь, рожа?

Хорре. Вот оно и идет, Нони, налаживается понемногу! Только куда мы его зарыли, бочонок-то? Ты не помнишь, Нони – я что-то позабыл. Это, говорят, от джину: память, говорят, слабеет от джину, добрые люди. Пьяница я, это верно.

Аббат. Если ты не сочиняешь, то подавиться бы тебе твоим золотом, пес!

Хаггарт. Хорре!

Хорре. Есть.

Хаггарт. Завтра тебе дадут сто палок. Аббат! вели завтра дать ему сто палок!

Аббат. С наслаждением, сын мой, с наслаждением.

Движения рыбаков все также медленны и как будто вялы; но что-то новое прорывается – в усиленном пыхтении трубок, в легком дрожании загорелых морщинистых рук. Некоторые встали и как бы равнодушно смотрят в окно.

– Туман-то идет! – говорит один, глядя в окно. – Ты слышишь, что я говорю про туман?

– Пора бы и спать. Это я говорю – пора бы и спать!

Десфосо( осторожно ). Оно не совсем так, аббат. Будто не совсем то ты говоришь, что надо, аббат? Вот они как будто по-другому… я ведь ничего не говорю такого, я вот только про них. Ты что говоришь, Фома?

Фома. Спать надо, говорю я. Разве это неправда, что пора спать?

Мариетт( тихо ). Сядь, Гарт. Ты устал сегодня. Ты не отвечаешь?

Старый рыбак. В нашей стране, слыхал я, был такой обычай: за убитого платить пеню. Ты не слыхал ли,есфосо?

Чей-то голос: Филипп-то убит. Убит уже Филипп, слышишь, сосед? Кто будет кормить его мать?

– У меня и для своих мало! А туман-то все идет, сосед.

Десфосо. Ты слыхал ли, аббат, чтобы мы говорили: Гарт плохой человек, Гарт сорванец, городской штукарь? Нет, мы сказали: этого у нас никогда не бывало.

Решительный голос:

– Гарт хороший человек! Дикий Гарт хороший человек.