Тимофей Юргелов - Бестиарий пьес

Мария Семеновна. Ой, спасибо ― зачем? ― не надо… Давайте я вас покормлю борщом свежим, только что сварила.

Галина. Мы из дома ― я есть не хочу. (Дарине.) Ты будешь борщ? ( Дарина, высунув язык, корчит мину отвращения. ) А у этой только чипсы на уме ― дети индиго. Это вам, Иван Петрович, ― от сглаза амулет «синий глаз», турецкий. (Отцепляет брелок от автомобильного ключа и протягивает Ивану Петровичу.) У меня еще один такой есть.

Иван Петрович. Спасибо, конечно, только мне цеплять его некуда: ни ключей нет, ни квартиры… Жильем не обеспечен ― люблю бывать на природе. А вы что-то почти не загорели?

Галина. Погода неважная была, не совсем удачно попали: штормило почти все время на море. А загореть я и здесь в солярии смогу. Вы рассказывайте ― что тут у вас? Что это Борька удумал? ― недаром ему козлиное имя дали.

Все садятся, смотрят в телевизор.

Мария Семеновна. Ну зачем ты так, он же для семьи старается. С лица совсем спал, похудел из-за всех этих неурядиц.

Галина. Ах, ты ж бедненький ― с лица спал! Ему похудеть не мешает: разжирел, как боров. Жалеешь ты его, мама, ― а я бы на вашем месте послала куда подальше: сам вляпался в дерьмо, сам и расхлебывай…

Мария Семеновна. Ну, как не жалеть: он же сынок мой родненький! И вы бы, доча, не собачились: вот помру, кроме брата, у тебя ближе человека нет и не будет ― ну Даринка еще. (Держится за бок).

Галина. Ерунду не городи… Что болит? Ты к врачу ходила? (Мария Семеновна глядит в телевизор.) Когда пойдешь? Ты что, совсем с головой не дружишь?

Мария Семеновна. Да схожу, схожу… На следующей неделе и схожу ― вот только разгребусь со всем этим.

Галина. Смотри ― ты обещала. (Смотрит телевизор.) Очень мне этот актер нравится. Ему бы играть в сериалах посерьезнее, в реальном мужском кино, где реальные мужики решают проблемы, а не сидят под юбками у полоумных баб и не обсуждают план мести немощному старику. В каком-нибудь ментовском сериале, например, ─ нет, не в «Мухтаре», само собой, а посерьезнее. Или в боевиках себя попробовать, или еще в какой крутой картине: ему бы камуфляж пошел супер. А так на него будут смотреть как на актера мыльных опер.

Звонок по домофону ― все замирают, смотрят друг на друга.

Мария Семеновна. Кто бы это мог быть?

Иван Петрович. Кого опять черти несут!

Галина. Если Борька, не говори, что я здесь. Я в той комнате спрячусь.

Мария Семеновна идет открывать – слышны переговоры по домофону, ― выглядывает из прихожей.

Мария Семеновна. Боря…

Иван Петрович. Ну вот, на ловца и зверь…

Галина (Дарине). Не дай бог, ты у меня пикнешь, чтобы тихо сидела!

Дарина. Задолбали, блин…

Галина. Я тебя еще не долбала, вот начну долбать, тогда узнаешь!..

Галина заталкивает дочь в другую комнату и прячется там сама. Через секунду выскакивает, забирает губку, мыло, пакет и быстро уходит.

Явление третье

Мария Семеновна и Иван Петрович. Входит, как после бега, Борис, достает два рулона туалетной бумаги. «Запах полыни – новый аромат!» ─ нюхает и ставит на стол, рядом выставляет банку с чем-то белым. Падает в кресло, трет руками лицо.

Борис. Уф, наконец! Тут барсучий жир ─ друзья с охоты привезли, ─ будешь лечиться. Здравствуйте, Иван Петрович.

Иван Петрович. Здорово.

Мария Семеновна. Ой, куда столько? себе хоть оставили?

Борис.Оставили… Меня с собой звали ─ с собаками пять барсуков взяли. Но разве бросишь дела ─ а так хотелось съездить, отдохнуть от суеты. Вдохнуть всеми легкими студеный кипяток, жахнуть по стаканчику у костра… А? Петрович?

Иван Петрович. Я не охотник.

Борис. При чем тут это. А красота какая: осень золотая, небо синее-синее, бездонное… Солнышко не жарко, ласково пригревает ─ сидишь на припеке у норы, и так хорошо: все проблемы остались далеко-далеко, где-то на другой планете…

На экране несколько охотников с ружьями ведут вдоль осеннего леса ягдтерьеров на поводке. Они же сидят у костра, смеются, пьют водку. Видео начинается под сентиментальную музыку, как мечты Бориса, захватившие всех присутствующих. Вот охотники приближаются к норе, заглядывают в нее. Следующий вид изнутри. Очертания выхода из норы остаются до конца спектакля: сначала неясные, едва различимые, потом напоминают не то бледное солнце, не то луну. Далее в него видны небеса, ночью ─ звезды, могут мелькать документальные кадры войн и политических потрясений. Действующие лица иногда прислушиваются к тому, что происходит снаружи.