Дон Нигро - Сны и грезы инспектора Раффинга

Здесь уместно вспомнить Бога, в которого я не верю и не верил с детства, а может, не верил и тогда. Думаю, даже тогда он был для меня воображаемым персонажем, столь же реальным, как одушевленные мягкие игрушки или игральные карты. Пиковая Дама для меня была более реальна, чем Бог. Да, как метафора, он могущественный. Но пустой. Там мне утешения не найти. Сплошная тишина.

В страдании и потери любимого человека мы видим темное лицо безумного, садистского Бога, которого не существует. Да. Не найти утешения в этом месте. Церковь – еще одна могила на погосте. Я – кладбищенский сторож. Я – темнота. И в тиканье часов …

Мой отец был часовщиком. Я думаю о его мастерской и всех этих тикающих часах. Меня всегда успокаивало тиканье часов. Больше нет. Моим хобби было коллекционирование и ремонт старых часов. Теперь успокоения нет. Часы отмеряют моменты вечности в аду. В аду. Он был богом часовых механизмов. Создавал маленькие тикающие вселенные. Но они сбились с ритма. Потом остановились.

Форма, видите ли. Это все истории. Человек воплощает в жизнь историю. Пытается изменить историю, но история всегда сильнее своих персонажей, и она возвращает человека в его конкретный ад. Ты брошен. Ты заблудился. А боль от утраты вечная. И становится тебе только хуже. С течением времени агония усиливается.

Я наблюдал в саду за тремя толстыми белками. Она нарастили к зиме жирок. Одна сидела на дереве и смотрела на меня. Маленькими глазками. Я улыбнулся, глядя на них. Я очень давно не улыбался. Их послал сюда…

Там. Там, у самой границе круга света. Одна из этих тварей. Демоны, приползшие с погоста. Я видел одного в облике большой черной крысы с красными глазами. Я видел красные глаза обезьяны, уставившейся на меня из угла. Но эти твари, эти отвратительные мучители, они наблюдают и ждут, всегда готовые всадить нож в живот и провернуть.

Чтобы завершить жизнь в той же манере, как завершается пьеса, ты должен удостоиться чести участвовать в ней. Или это беда, если состав пьесы, в которой…

Сюжет, мне говорят, всегда самое трудное. Найти должную концовку. Связать все свободные концы. Я видел мельницу, поскрипывающую в темноте. Я слышал трех ворон. Я видел воронов. Во тьме моих ночей, моих бесконечных ночей, среди дьявольского тиканья демонических часов, я слышал шепот, слышал шепот: когда-то она любила тебя, но теперь ушла. Когда-то она любила тебя, но теперь…

Я не верю в русалок, но они мне снились. Я видел ее на дне. Я видел ее там. И я ощущал такую пустоту, и я знал, что так будет вечно. Нет выхода из этого ада любви. Нет из него выхода.

Я ей говорил, я люблю тебя и буду любить вечно. Разве можно говорить такое человеку? Обещать любить вечно. Когда знаешь, что один может умереть. Или оба. Или умрет любовь. Или отвратительные, чудовищные твари, которые таятся на погосте, придут, чтобы пожрать твою любимую, придут, чтобы пожрать любовь, оставив только ужасный обглоданный остов той, кто ранее была твоей любимой, которая любила тебя, которую любил ты и обещал любить вечно. Вечно, так я ей сказал. Тик-так, говорят часы. Белки крадутся по саду. Однажды на кухне мы читали дочери детскую книжку. Белки. Тикающие часы. Ночью я сижу на кухне и плачу. Взрослый мужчина плачет, в одиночестве, закрыв лицо руками.

Любая компания – иллюзия. Но это такая сладкая иллюзия. Такая драгоценная иллюзия. И при этом ты знаешь, что любимый человек смертен, что любовь смертна, что вечность – одно из значений смерти, а Бог – это только смерть. Тебя пожрут. Любимого человека пожрут.

Свести все к правильной концовке – самое страшное.

Вот так ты снова возвращаешься к вопросу о самоубийстве: стремлению унять боль, пусть даже ценой жуткого зрелища, которая увидит твоя дочь в кабинете, среди тиканья часов, тиканья часов…

Не существует способа должным образом передать все это. У человека, попавший в этот особенный, бесконечный ад, нет никакой возможности убедить другого поверить в его ад. Тот, кто не в аду, просто убеждает себя, что ничего такого быть не может, отрицает существование такого ада. А вот когда шоры спадают с его глаз, а они в какой-то момент спадают, и он видит ландшафт этого ада, в котором он все время пребывал, у него уже нет никакой возможности донести это до остальных. Монады не имеют окон. С тем же успехом можно смотреть в темные зеркала.

Сюжет всегда самое трудное. Я провел жизнь, решая загадки и ремонтируя древние часовые механизмы. Я любил слишком сильно. Нежелательно это, любить слишком сильно. Привлекает демонов. А теперь, подойдя к концу, здесь, в этой комнате, с тикающими часами и револьвером, я обнаруживаю, что я…