Ирина Григорьева - Пропащая

Конечно, я посещал и различные семинары, заводил хорошие знакомства, но, главное, на тот момент я ещё хотел лечить.

Это потом я устал от бесконечного нытья пациентов. Это потом мне стало просто всё равно…

Вчера я отметил пять лет работы в роли главного врача. Мы с Наташей посидели в каком-то модном кафе, потом, пользуясь благосклонностью природы, долго гуляли по ночному городу.

Наташу – свою девушку – я встретил ещё в университете и долго не мог добиться её расположения. Вообще-то с противоположным полом у меня проблем не было.

На первом курсе родители отселили меня в дедовскую «двушку», которая перешла им по наследству.

Какой же сексуальный беспорядок там царил!

Я безответственно пользовался своим обаянием и молодостью. Какие только институтские красавицы не перебывали в моей постели. Каждое утро я просыпался от запаха свежесваренной «арабики» и, закинув руки за голову, ждал поцелуя.

Но Наташа…

Наташа была не такая. В мою сторону она даже не смотрела. Подстёгиваемый её равнодушием и своим тестостероном, я неоднократно предпринимал попытки навязать себя, но сдалась она недавно, когда я случайно встретил её на какой-то вечеринке у общих друзей.

Утром я опоздал на службу. А к обеду в мой кабинет толпой завалились коллеги, вручили торт. Кто-то даже речь подготовил, пожелав всем нам успехов в нелёгком труде. Потом мы быстро пробежались по пациентам и разошлись по своим делам. Этой ночью я дежурил и, как обычно, с удовольствием предавался воспоминаниям.

Алкоголизм никогда не казался мне особенной болезнью, если честно – я вообще не был склонен называть неконтролируемую тягу к спиртному заболеванием как таковым. А что до женского течения болезни, то здесь мне ещё трудней сдерживать эмоции. Ну не мог я понять дам, которые собственными руками разрушали свою молодость, красоту и здоровье.

Но подобные мысли я держал при себе глубоко запрятанными. Как-никак, я – врач, да ещё и «душевный», а потому не должен вносить в процесс лечения свои личные убеждения.

Когда на каких-нибудь посиделках с коллегами заходил спор о перспективах выздоровления, я старался отмалчиваться. Всё, что от меня требовалось на первых этапах в моей новой должности, – это хотя бы немного понять пациентов и дать им возможность целый год оставаться трезвыми. А дальше… Будьте добры – сами.

В конце концов, только мы в ответе за свою жизнь!

Я сделал музыку потише, взял в руки телефон, настучал на сенсорном экране сообщение Наталье и довольный откинулся в кресле.

Мысли плавали в голове без особого напряжения. Я подумал, что завтра всё-таки проведу группу, которую откладывал вот уже третий месяц. Попытался припомнить, что мы там с пациентами обсуждали. Кажется, со-зависимость. Ладно, определимся на месте, если что.

Совмещать управленческую деятельность с работой психотерапевта непросто. Примерно через год я понял, что в моём хозяйстве постоянно что-то ломается, разбивается, портится и теряется. Когда моё утро стало ежедневно начинаться с жалоб сотрудников, я плюнул на практику и стал лишь изредка возвращаться к беседам с пациентами.

Конечно, это было странно. Когда-то мне – в буквальном смысле этого слова! – пришлось сражаться за свою специальность. Родители мой выбор не одобряли. Они видели меня хирургом, онкологом, даже гинекологом, но никак не психиатром.

– Чего ты удумал, Рома? – говорил отец, пристально рассматривая меня с таким лицом, которое словно выражало родительский авторитет всего мира. – Зачем тебе копаться в чьих-то башках? Сам умом тронешься. Ну чем тебе хирургия не угодила?

– Я так хочу, пап, – отвечал я, выдерживая его взгляд.

– Но, Рома… У нас же династия: я – хирург, дед твой – хирург, мама – онколог, – снова пытался давить на мои сыновние чувства папа.

– Вот именно, а теперь ещё и психиатр будет, – добавлял я, а сам думал о том, что лучше уж живой интерес, чем пресловутая преемственность поколений.

Отец гневался и собирался читать мне долгую и нудную лекцию, но в разговор вступал дед. Он был стар, и сил на лишнюю демагогию у него уже не было. Поэтому он резко обрывал своего сына словами: «Оставь мальчика в покое!», – и на какое-то время тема была закрыта. Мне же он потом говорил, что я должен следовать велению сердца, иначе и воробья не вылечу, и, похлопав по плечу, удалялся в свою старческую обитель думать о жизни, а может быть – спать.

Со временем всё улеглось. Родные приняли мой выбор. И я погрузился в мир человеческих чувств и поведений. Ещё в бытность психиатром в клинике неврозов я на практике убедился, как коварен наш мозг.