Ирина Алмазова - Патриаршие пруды – вблизи и вдали

Брак с нашей мамой был вторым. У папы уже была жена и росла наша сводная сестра Белла. Но произошла какая-то романтическая история, папина жена влюбилась в его друга, тоже авиационщика, К. Беляевского, и она оставила папу. Судьба К. Беляевского тоже была трагична. В 1937 г. он, опасаясь ареста, покончил собой, отравившись газом. Я думаю, что такой вид самоубийства он избрал, чтобы не было подозрений в самоубийстве и семья не пострадала бы. После смерти Беллы мы связаны с братом Беллы Игорем.

Спустя несколько лет папа встретил нашу маму, которая приехала из Италии и работала переводчиком в Главном управлении авиационной промышленности. Не влюбиться в маму было невозможно. Она была ослепительно красивая, обаятельная, весёлая, очень образованная, владела многими иностранными языками. Они поженились. Родилась я, а через 5 лет – Лена. Я думаю, что всё в жизни предопределено, наверное, что-то особенное было, в том, что мы родились в такой необычной семье. После моего рождения в 1933 г. в семье было несколько лет счастья, если оно было возможно вообще в то время.

Ира с родителями Симой и Герцем (Григорием) Алмазовым

Окружение наших родителей составляли генералы авиационной промышленности. Конструкторы: Туполев А. Н., Архангельский А. А., Илюшин С. В., Яковлев А. С. Друзьями были и соседи – коллеги, директора авиационных заводов, начальники главных управлений Наркомата авиационной промышленности: И. Кацва, И. Марьямов, Н. Харламов, Г. Королёв, И. Побережский и другие. Они создавали советскую, «Сталинскую авиацию». Все интересные, умные, образованные люди. Они – настоящие мужчины, прошедшие Первую Мировую и Гражданскую войны. Их жёны – молодые в то время, тоже достойные партнёрши таких мужей. Это один круг, у них одни интересы. Им хорошо вместе, им бывает весело на совместных, как теперь сказали бы, «корпоративках». И… «все ещё живы». Это – элита советской авиационной промышленности. Это – цвет народа. Такая же элита была и в других отраслях промышленности.

Судя по рассказам родных и друзей родителей (чудом уцелевших), и по редким фотографиям, я была милым, развитым ребёнком. Кругом разговоры о достижениях авиации, об испытаниях, полётах. Наверное, я всё слушала и впитывала. В семье была легенда, что свою первую внятную фразу я сказала, где—то в два года. Летая на качелях, я воскликнула: «Коккинаки полетели!» Владимир Коккинаки был одним из первых советских асов, лётчиков—испытателей. В то время он совершил какой-то особенный перелёт.

Жизнь нашей семьи, по тем временам, была прекрасно устроена. Трёхкомнатная квартира в новом доме НКАП на Патриарших прудах. Дом построен для генералов авиационной промышленности и авиа-инженеров. Дом был своеобразным. Он был как бы кооперативным, и жильцам разрешалось занимать столько места, сколько они хотели, и планировать свои квартиры, как хотели.

У меня была няня – Аннушка, про таких домработниц сын маминой подруги как-то сказал, что они «остатки крепостного права». Мама в то время не работала, вела светскую жизнь. У папы был шофёр – Тимофеевич. Летом он, его жена и дочка Веста жили с нами на даче. У них был отдельный домик, а с Вестой я дружила. Дача была государственная, на станции Малаховка. Я помню, что у папы были две машины, но не одновременно, а вначале «Эмка», а потом «ЗИС». 10 января 1938 г. родилась Лена, и я была счастлива, что у меня есть сестричка, о чём я мечтала.

В семьях маминых родителей, сестёр и братьев тоже благополучие. Тётя Минна замужем за Андреем Михайловичем Бодровым, он – директор Первого шарикоподшипникового завода. У них растёт сын – Леонид, наш кузен. У сестёр мамы есть мужья. Дяди – молодые, умные, образованные, целеустремлённые. Все – блестящие. Дедушка и бабушка живут у тёти Иды в Серебряном Бору. Она – главврач детского санатория по профилактике рахита, пишет диссертацию. У неё есть муж и падчерица Люба. Словом, у всей семьи есть убеждение, что они не зря покинули Ригу, где жили до 1931 г.

Но… приближались окаянные годы в жизни всех моих родных, как и миллионов других людей. Мама мне рассказывала много позже, что в одну из ночей 1936 г. ей приснился «пророческий» сон. Как будто она входит в какое-то помещение и видит много чемоданов, и эти чемоданы начинают падать, и падают на неё. Мама очень испугалась и во сне стала кричать. Она кричала так громко, что несколько наших соседей прибежали, стали звонить и стучать в дверь, и все они были с револьверами. Этот страх был неспроста. Начинались репрессии, вернее шквал их.