Бертольт Брехт - Барабаны в ночи

Балике. Почему у нее такое лицо? Белое, как бумага!

Госпожа Балике. Нет, ты только посмотри на нее, на нашу дочурку! Да что с тобой творится, прямо невиданное дело!

Анна сидит за столом молча, почти спрятавшись за гардину, со злым лицом и держит перед собой рюмку.

Мурк( подходит, к ней, нюхает рюмку ). Тьфу, черт, это перец!

Она презрительно отбирает у него рюмку.

Ах, вот ты как?! Черт возьми, зачем тебе сдался перец? Ты не хочешь еще принять горячую ванну? Или сделать себе массаж? Тьфу, противно! ( Плюет и бросает рюмку на землю ).

Анна улыбается. Слышатся пулеметные очереди.

Бабуш( стоя у окна ). Ну, держитесь, массы восстали, «Спартак» взбунтовался. Бойня продолжается.

Все замерли, чутко прислушиваются.

Дорога в газетные кварталы

Красная стена из обожженного кирпича идет слева направо. За нею город в слабо мерцающем свете звезд. Ночь. Ветер.

Мария. Куда же ты бежишь?

Краглер( без шапки, с высоко поднятым воротником, насвистывая ). А ты что за финик?

Мария. Не беги так быстро!

Краглер. Ты не поспеваешь?

Мария. Тебе кажется, что за тобой кто-нибудь гонится?

Краглер. Ты хочешь немного заработать? Где твоя комнатушка?

Мария. Идти туда — нехорошо.

Краглер. Да. ( Хочет идти дальше ).

Мария. У меня легочная болезнь.

Краглер. Что же ты бежишь за мной, как собачка?

Мария. Но твоя неве...

Краглер. Тсс. Это забыто! Зачеркнуто! Кончено навсегда!

Мария. А что ты натворишь до завтрашнего утра?

Краглер. Можно раздобыть нож.

Мария. Господи Иисусе...

Краглер. Не волнуйся, мне не нравится, что ты так кричишь, ведь можно раздобыть и вина. Я попробую смеяться, если это тебе больше нравится. Скажи, ты, наверно, начала промышлять своим ремеслом еще до конфирмации? Забудь об этом! Ты куришь? ( Смеется ). Пошли дальше!

Мария. В газетных кварталах стреляют.

Краглер. Может быть, мы им там пригодимся.

Уходят оба. Ветер.

Двое мужчин идут в ту же сторону.

Первый. Я думаю, давайте здесь.

Второй. Неизвестно, успеем ли мы там...

Они мочатся.

Первый. Пошли.

Второй. Черт! Это на Фридрихштрассе!

Первый. Там, где вы разбавляли поддельный метиловый спирт!

Второй. От этой луны можно сойти с ума!

Первый. Особенно тому, кто продавал табак с крошками!

Второй. Да, я продавал табак с крошками. А вы сдавали людям в наем крысиные норы!

Первый. Вам от этого не легче!

Второй. Что ж, не меня одного вздернут!

Первый. Вы знаете, как поступали большевики? Покажите руку! Мозолей нет. Пиф-паф.

Второй смотрит на свою руку.

Пиф-паф. Вы уже смердите!

Второй. О Боже!

Первый. Вот будет номер, если вы отправитесь домой вот в этой фетровой шляпе!

Второй. Да вы и сами тоже в фетровой!

Первый. Но со складкой, мой дорогой.

Второй. Подумаешь! Да я мигом продавлю свою шляпу.

Третий. Ваш крахмальный воротничок хуже намыленной веревки.

Второй. Он живо размякнет от пота. Зато на вас лакированные ботинки.

Первый. А ваше брюхо!

Второй. Ваш голос!

Первый. Ваш взгляд! Ваша походка! Ваша осанка!

Второй. Да, меня за это повесят, но у вас — лицо человека, окончившего среднюю школу!

Первый. У меня ухо изувечено и оцарапано пулей, милостивый государь!

Оба уходят. Ветер. Слева появляется вся кавалькада валькирий.

Анна бежит стремглав. Рядом с ней во фраке, но без шляпы, официант Манке из бара «Пиккадилли», который держится как пьяный. За ними идет Бабуш, который тащит Мурка, хмельного, бледного и опухшего.

Манке. Неужели вы все еще не поняли? Его нет, его унесли прочь! Городские кварталы уже, должно быть, поглотили его! Стреляют где угодно, и может случиться что угодно возле редакций газет, именно в такую ночь, его, может быть, даже застрелили. ( Упорно, как пьяный, убеждает Анну ). От стрельбы можно убежать, но можно и остаться на мостовой. Во всяком случае, через час уже никто его не отыщет, он без следа пропадет, как клочок бумаги в воде. Лунный свет ударил ему в голову. Он побежит за первым встречным барабанщиком. Идите! Спасите того, кто был и остался вашим возлюбленным.