Татьяна Бершадская - Сюжет для жизни

Ленка в телефонном разговоре как-то сказала, что он женился, потом, через несколько лет его жена умерла. Маня была уже замужем, и все эти новости её совершенно не тронули.

Замуж Маня выходила тоже не как все люди. Вообще, после отъезда Макса, что-то в ее жизни сдвинулось за грань ее же собственных представлений. И в этой жизни она ощущала себя не участником событий, а наблюдателем и немного кукловодом. Нет, не Карабасом-Барабасом, потому что жестокости не допускала, – она просто выстраивала ситуацию по своей драматургии, учитывая тайные, как им казалось, желания участников. Эти желания сбывались, Маня только придавала им направление и ускорение.

Сева долго ходил вокруг да около, и Маня решилась. Она однажды, после очередной вахты на кухне, подзадержалась дольше обычного. Устала, прилегла отдохнуть, хотя могла бы уйти, как делала раньше. Сева был у мамы в больнице, а когда вернулся, увидел спящую Маню на маленьком диванчике в гостиной. Трудно сказать, что подтолкнуло его к решительному объяснению: может вид спящей вызвал у него умиление, может, ещё что-то, но Сева, наконец, заговорил по делу…

Маня спросонья сначала не поняла, что происходит, а потом увидела на своем плече Севину руку, баюкающую её, как ребенка. Тут она и вспомнила, что решила довести до логического финала эти «высокие» отношения и лукавство с собой, – имея в виду дикую усталость и желание только прилечь. А Сева уже вовсю читал текст ее сценария:

– Маня, я давно хотел сказать… В общем, это, конечно, глупо… Мне тридцать шесть лет, я был женат, у меня сын. Ну, это ты всё знаешь. У нас с тобой разница в одиннадцать лет. Может, рано об этом говорить. Я не знаю, как ты отнесешься… Всё так запуталось. И Юля вот… Не знаю даже, как это всё…

Маня устала. Пора было дергать за ниточку. Она сказала:

– Сева, остановись. Послушай, мне твоя благотворительность не нужна. Я понимаю, что ты благодарен за помощь, но этого мало для того, о чём ты говоришь. поэтому остановись…

– Нет, нет, это… Нет, Маня. В общем, когда ты тут пела и играла, помнишь, я подумал, что это должно в моей жизни остаться, я не могу объяснить… У меня тогда не было времени с тобой поговорить. Видишь – такая заваруха с этими больницами. И только сейчас вот… Маня, я о любви не умею. Ты выйдешь за меня замуж?

– Выйду, конечно. – Маня была странно спокойна, может быть, потому что ждала и знала об этом уже давно.

Но не тут-то было. Манины родители обладали просто феноменальным нюхом на любое отклонение от семейных установок и правил. А в Манином случае – особенно. Они и так стерегли каждое её движение не в ту сторону. А тут почуяли, что она и вовсе выпряглась и бежит рядом с телегой, всё больше от неё удаляясь. И тогда папа с мамой устроили за ней банальную слежку.

В один из вечеров Маня осталась у Севы. Манины родители знали, что вечером у неё обычное дежурство по кухне в Севином доме, а потом она едет ночевать к подруге. Но что-то не давало покоя Маниной маме. В последнее время дочь зачастила к подругам, которых раньше не видела месяцами, правда, ночевать не оставалась, а теперь, значит, вот так…

– Нет, – сказала мама папе, – что-то здесь не то. У нее кто-то есть.

– Наверное, – сказал папа, – девица-то уже не маленькая. Гуляет где-то.

– И спит с кем-то, – в тон ему ответила мама. – И я даже, кажется, знаю с кем! И если это так, то я им всю эту разлюли-малину оборву и поломаю.

Вот это они умели – обрывать и ломать. Потом Маня узнала, как хорошо они это умели. Короче, Севу они вычислили моментально, да тут и вычислять-то было нечего. Маня, при всей своей новой жизненной установке, шлюхой не была и мужиков каждый день не меняла. Сева и был-то один на горизонте, поскольку никаких других имен ни в одном разговоре не мелькало, а время по вечерам было занято только помощью и подружками.

Жил Сева в доме напротив – площадь перейти. Вот туда, в ночИ, и отправились Манины родители, разумеется не прямо домой, а караулить у дома. Ну, а там – по обстоятельствам. Хотя понятно, какие обстоятельства могли бы сложиться, и какая карта Мане маячила. Разумеется, джокер! А как иначе – вся её новая жизнь была клоунадой и шутовством! И уже во второй раз в ней сверкнули штыки и копья, направленные в сторону возможных претендентов на руку и, не дай бог, сердце Мани. Оружие направлялось родными людьми, которые искренне верили, что хотят добра своей непутевой дочери. От их зашоренности у Мани сводило скулы. Интересно, как они умудрились двоих детей родить? И, между прочим, мама вышла замуж в двадцать два года. Мане было двадцать пять, а её держали за малолетку и попросту отказывали в самом главном – в возможности быть счастливой. Отказывали уже второй раз. А называлось это «ограждать от ошибок». Но тут им не обломилось, потому что Сева тоже быстро их просчитал. Что-то, видимо, померещилось ему в окне, когда он ходил на кухню за апельсиновым соком для Мани. Он пригляделся из темноты к двум силуэтам, маячившим на углу дома, и узнал Маниных родителей.