Бертольт Брехт - Ваал

— Ну-ка пощекочите его, ребята! (Двое лесорубов ставят Ваала на ноги.)

Ваал.Сами вы банда свиней! Не наступите мне на бедного Тедди! (Вырывается у лесорубов из рук, снова садится, хватает покойника за голову, прижимает ее к своей груди.) Если вы меня будете бить, ему тоже достанется. Вас четверо, и вы ничего не пили, а я один и в стельку пьян... Разве это по-честному — четверо на одного? Успокойтесь! Тедди вот уже успокоился...

Лесорубы(с горечью и возмущением). Один выжрал целую бутыль... Пропойца несчастный!

— Руки об тебя марать не хочется.

— Для этого типа нет ничего святого.

Ваал.Да сядьте вы! Я не люблю проповедей. Умные и дураки были всегда. Зато дураки лучше работают. Я, как вы понимаете, создан для умственного труда. (Закуривает.) Другие на вашем месте с меня бы пылинки сдували... Что толку переводить на вас хорошую водку, дорогие вы мои? Какие силы придут от этого в движение в ваших куриных мозгах?.. А на меня при этом нисходит озарение, доложу я вам. И я сказал нашему Тедди нечто важное, чрезвычайно важное. (Достает из нагрудного кармана покойника какие-то бумаги, внимательно их рассматривает.) Но вы этого не слышали. Всем скопом дунули за какой-то жалкой бутылкой водки. Садитесь да взгляните на небо... там, за деревьями. Оно чернеет на глазах. Вас что, это не трогает? Тогда вы не люди, вы — животные...

Ваал, Экарт. Слышен шум дождя.

Ваал.Мы порядком запаршивели в нашей грязной берлоге. Пора кончать эту зимнюю спячку.

Экарт.Ты так и не раздобыл мяса?

Ваал.А ты, я вижу, уже приготовился к своей мессе...

Экарт.Не твоего ума дело. Лучше подумай о Софии. Зачем ты ее опять прогнал? В такой дождь!

Ваал.Пусть не ходит за нами по пятам. Не бросается мне на шею...

Экарт.Как же низко ты пал, Ваал!

Ваал.Потому что я слишком тяжел.

Экарт.Не боишься, что отбросишь копыта?

Ваал.Э, нет, я буду драться до последнего. Не подохну, если с меня даже сдерут кожу. Спрячусь в пальцах ног. Я буду драться до последнего и в один прекрасный день рухну как бык в траву... туда, где помягче. Поперхнусь смертью и не буду ничего знать.

Экарт.Ты прямо на глазах жиреешь с тех пор, как мы здесь отлеживаемся.

Ваал (засовывает правую руку за пазуху). Но ведь и рубаха мне стала широка. Чем больше грязи, тем она шире. Сюда еще один человек влезет... не очень толстый. А ты-то что все на боку лежишь? Ты же худой как щепка...

Экарт. У меня в башке вроде как плещется небо, такое зеленое и чертовски высокое. А под ним, как облака, снуют мысли. Туда-сюда, туда-сюда. И все это во мне. Ты представляешь?

Ваал.Представляю. У тебя белая горячка. Ты же алкоголик.

Экарт. Когда начинается белая горячка, я это замечаю по своему лицу.

Ваал.У тебя такое лицо — есть где от ветра спрятаться. Впрочем, у тебя вообще нет лица. Ты ничто. (Смотрит на него.) И становишься все прозрачнее. Слушай, почему ты о себе никогда ничего не рассказываешь? Ни одной истории!

Экарт.А их у меня и не было. (Прислушивается.) Под окном кто-то ходит...

Ваал.У тебя неплохой слух. И все же, все же в тебе есть что-то такое, что ты скрываешь. Похоже, ты, как и я, дурной человек, сущий дьявол. Когда ты увидишь чертиков, станешь хорошим.

В дверях появляется София.

Экарт. Это ты, София?

Ваал.Опять двадцать пять. Чего ты хочешь?

София.Позволь мне войти, Ваал.

Ваал, Экарт, София.

София.У меня уже ноги подкашиваются. Почему ты мчишься как угорелый?

Ваал.Потому что ты хочешь камнем повиснуть у меня на шее.

Экарт. Да как ты смеешь так обращаться с женщиной, которая от тебя беременна?!

София.Я сама этого хотела, Экарт.

Ваал.Она сама этого хотела. Ты слышал, Экарт? А теперь норовит повиснуть у меня на шее.

Экарт.Какое скотство! Садись, София, отдохни.

София (усаживается на землю, тяжело дыша). Не держи его, Экарт!

Экарт (Ваалу). Если ты надумал бросить ее в таком состоянии, знай, что я останусь вместе с ней.

Ваал.Она сама с тобой не останется. А вот ты бы меня бросил. Ради нее. Это и дураку понятно.

Экарт.Ты уже дважды стаскивал меня с кровати. Они были тебе безразличны, мои возлюбленные, но ты увел их у меня из-под самого... носа, несмотря на то что я их любил.