Марго Эрванд - Бремя любви

Она говорила со мной так, словно я была ее непутевой дочерью и она на правах матери могла меня учить уму-разуму. Могла наставлять и направлять по жизни. Одно лишь «но»: я знала ее только пять дней, а видела и того меньше. Так какое право она имеет на этот разговор?

– Его отдадут в дом малютки, потом в приют. Ты не переживай, о нем позаботятся. Там много больных деток, там знают, как за ними ухаживать. Ты же молодая девчонка, зачем тебе жизнь свою калечить? – продолжала напутствовать она, неверно истолковав мое замешательство.

– Извините, а как вас зовут?

– Людмила Ивановна. Ты меня не узнала? Я же роды у тебя принимала.

– Нет, я вас узнала, Людмила Ивановна. Просто вот сижу и думаю, а кто вам дал такое право приходить ко мне и говорить все это? Вы всех рожениц сейчас обходите с таким предложением или это мне одной так крупно повезло?

– Что значит – всех? Я по-человечески помочь тебе пытаюсь.

– По-человечески? Отказаться от собственного ребенка, отправить его в приют при живых родителях – это у вас называется по-человечески?

– Ты что, ополоумела совсем?

– Я ополоумела? – зашипела я, вставая с кровати. – Где мой сын? Принесите мне моего ребенка! Сейчас же! Вы меня слышите? Я не откажусь от него ни за что на свете! Ясно? Он мой! Идите вы все к черту со своими советами! Где мой ребенок?

Она выбежала в коридор, крутя пальцем у виска. Этим жестом она сигнализировала всем собравшимся, а на крик сбежалось немало скучающих мамаш, жаждущих хоть какого-то разнообразия их рутинной жизни в роддоме, что я сошла с ума. Не обращая на них внимания, я продолжала разъяренно орать, требуя вернуть мне сына. Виталика принесли через пять минут. Он спал. С того дня к нам в палату с советами и рекомендациями больше никто не заходил, и уже через три дня после этого инцидента медперсонал вздохнул с облегчением, выплюнув меня с малышом в большой мир.

Из роддома нас забирал Рома. Он уже знал о том, что малыш оправдал худшие подозрения врачей, но Виталик был нашим сыном, и это было важнее всего. Рома пытался взять у меня из рук конверт с ребенком, но так и не решился. Он испугался, и я не стала его осуждать за это. Первый раз и мне дался непросто.

Домой мы шли пешком, наслаждаясь морозным зимним утром. Виталик мирно спал в коляске, а Рома гордо катил его перед собой. Со стороны мы выглядели самыми обычными молодыми родителями самого обычного ребенка, но это было не так. И мама поняла это сразу, едва взяв внука на руки.

– Настя, а тебе ничего врачи не говорили?

– О чем?

– Мне кажется, нам нужно срочно в больницу.

– Для чего? – поинтересовалась я, забирая у нее из рук малыша.

Виталик почти спал, и я унесла его в спальню. Я понимала, что у нас с мамой будет серьезный разговор, и лучше, если мой сын этого не услышит. Достаточно того, что он уже узнал от врачей. Оскорбления еще и от родной бабушки ему ни к чему. Рома остался в спальне приглядеть за сыном, в то время как я вернулась на поле боя: именно такое у меня было чувство, когда я вновь переступила порог кухни.

– Ты знаешь, да? Он больной.

– Он мой сын и твой внук.

– Какой у него диагноз?

– Какая разница? Что это меняет?

– Боже, Настя, доченька, мне так жаль.

Мама попыталась меня обнять, но я ее оттолкнула. Мне не нужна была ее жалость. Понимание, поддержка – да, но только не жалость.

– Что происходит? Почему ты молчишь?

– А что ты хочешь от меня услышать? Да, мама, у тебя родился не самый обычный внук, но ты не волнуйся, мы с Ромой скоро отнесем его в приют и забудем об этом. Ты этого от меня ждешь? Или что?

– С ума сошла? Как это приют? Это Рома тебе такое предлагает? Гони его в шею, гад, а я ведь…

– Что ты сказала?

Я была удивлена маминой реакцией. Больше всего на свете я боялась признаться ей, боялась рассказать о случившимся. Я боялась, что она не поймет меня, осудит, выгонит из дома, а она… готова была встать рядом, плечом к плечу, как боевой солдат, защищая нашего Виталика. Не дожидаясь ответа, я налетела на нее и крепко обняла. Слезы текли у меня по щекам, я ими умывалась, но впервые за долгие месяцы это было от счастья. Я не одна. Мы больше не одни…

Чуть больше недели все мы привыкали к новым условиям жизни. Это оказалось сложно. На бумаге и в мечтах все было и легче, и приятнее. Уже через день после нашего возвращения домой у Виталика начались мышечные спазмы. Поначалу, начитавшись разной литературы, я списывала его недомогание на вздутие живота и сутки напролет держала его столбиком, только бы он не орал. Мы все по очереди пытались успокоить ребенка, в то время как соседи гневно стучали по батареям, призывая нас к тишине. С той ночи Виталик начал закатывать такие концерты с завидным постоянством. Он орал по ночам, по утрам, по вечерам. Только в обед, во время наших долгих прогулок, его укачивало в коляске и он засыпал. Но гулять с ребенком день напролет в лютый мороз я не могла. В те дни я не раз с тоской вспоминала прошлое: встречи с друзьями, дискотеки, посиделки у костра, и, наконец, первые два года учебы в техникуме. Все это казалось таким далеким и нереальным. И только фотографии на стене напоминали о моей активной жизни, а награда за победу в конкурсе юных модельеров-конструкторов, словно путеводная звезда, направляла меня к профессиональному будущему, которое с каждым днем становилось от меня все дальше и дальше.