Андрей Колясников - С чего все начиналось

Солнце шло к закату, растворяя день в себе.

– Значит, говоришь, ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт – вновь наполнил стаканы председатель, но уже по самый край. – Ну, давайте, – поднял он над головой стакан – чтоб не быть нам еще раз в этом тумане, и за тех, кто в нем остался на веки.

Все затихло. Казалось, что мир остановился.

– У вас поминки что ли? – Разбудили тишину вошедшие девушки, а за ними и парни. – Эй, заходи! – Крикнула самая озорная – председатель здесь!

Вечер стал налаживаться, скука ушла как сон. Музыка, танцы и девичий смех. Но, как гласит истина – все хорошее имеет свойство заканчиваться раньше, чем хотелось бы.

В кармане запиликало, когда веселье было в самом разгаре – это уже было в третий раз.

– Мне пора. – Подошел Виктор, к Илье. – Дай мой узелок, да я уже… прощаться не беду, вдруг опять, что-нибудь не то.

На небо выкатывались звезды, но солнце еще не совсем легло за горизонт, красной паутинкой раскинувшись по краю неба.

Переодеваться капитан не стал, так, в одежде «братьев из Тюмени» и с узелком в руке, отправился он на поле.

В ночи, на маленьком диске, сияли цифры, с отсчетом секунд назад. 00:00 появилось на табло, центр диска засиял ярким, синим светом. Виктор нажал на центр диска, в ожидание отправится домой. Там он все расскажет, а установка станет новым научным открытием, а капитан, «первопроходцем сквозь временные рамки».

Активация началась.

Темнота, свет, снова темнота, ночь. Мимо, по вымощенной камнем улице, проехала пролетка запряженная лошадьми. Люди суетливо бегали, кто-то кричал и просил о помощи, а кто-то отбивался от оборванцев-грабителей. За спиной раздался взрыв. Это, с именем Богини, крейсер выстрелил во тьму, просигналив обратный отсчет времени, последних дней Российской империи.

И снова, что-то пошло не так.

(Сентябрь, 2013 год).

Его виски горели, мозг плавился. Невыносимая боль поселилась в груди, словно тот кол, что вбивали ему два века тому назад. Желудок свело – он бурчал, ругаясь и поторапливая быстрее принять пищу. Синяя, со слегка серым оттенком кожа шелушилась, источая зловонный запах мертвеца.

– Европа… цивилизация… – ругался упырь, идя по улицам Лондона, шатаясь, из стороны в сторону, от слабости. Кто-то вылил помои на улицу, из окна второго этажа, обрызгав сапоги путника. – Да вы гадите на улицы! – Крикнул он, продолжая бурчать себе под нос – вот вам и чума «немытая Европа». Приехали бы к нам, в Россию… мы бы вас в баньку, да веником, веником… вот, там бы всех вшей из вас повыгоняли, да научили бы в отхожие места ходить.

Ноги заплетались, путник споткнулся, чуть было, не упав лицом в лошадиный навоз.

Разве об этом он мечтал, принимая вечную жизнь от самой богини смерти семьсот лет назад? Разве ради этого он обучался колдовскому делу славян на протяжении тридцати лет, сызмальства?

– Чертова чума! – Не успокаивался упырь. Он облокотился на дверь одного из домов, за которой были слышны тихие разговоры и осторожный скрип половиц. – Из-за этого недуга никого не встретишь, никто и в дом не пустит.

Свернув на одну из улиц, что выходила к реке, он увидел огонь.

Пламенные языки вырывались из окон, ломая хлопками стекла.

– Чумных жгут. – Обрадовался он. – Вот тебе и кровь святая.

Взяв себя в руки, ровным шагом, упырь направился к месту пожара.

Уже приближаясь, он натянул на голову капюшон плаща так, чтобы лица его видно не было.

У дома стояла толпа зевак, «вот что их может выгнать со двора – подумал упырь – надо запомнить». Он втиснулся промеж людей, забывших о злом недуге, что поедал Европу.

– Что случилось? – спросил упырь, рядом стоящего молодого, с напудренным лицом и раскрашенными щеками, человека.

– Говорят, что дочь закашляла, – не оборачиваясь, начал рассказ, напудренный в светском платье, зевака – так Джон дом и запалил, чтоб чума дальше не пошла. Он внутри заперся, слышите?

В верхней комнате дома раздался женский крик, женщине было больно. Огонь охватил уже весь дом.

– Молчи, дура! – Послышался грубый, с хрипотцой, какая бывает у старых моряков, мужской голос. – Людей спасаем!

– Ну и спасай, а меня отпусти. – Отвечала женщина.

– Я тебе рот заткну. – Зазвучал вновь голос Джона, после чего раздался выстрел, и все стихло, лишь треск горящих досок и стекла.