Петр Альшевский - Иерусалимский синдром

Петр. А Он не для этого общался с нами. Нет, не для этого – категорически для иного. Охлынь и учти – как бы ты, Савл, ни кряхтел, ни в чем не повинные животные на справедливости твоего решения огромное бельмо проявят. Орбита их предназначения лежит весьма вдалеке от твоего желания уничтожить их без последствий – нам за это спасибо не скажут.

Павел. Я давно не рассчитываю на спасибо. С меня вполне достаточно снова говорить с Ним. Положись на мои предчувствия, друг – нас, конкретно нас, Он не прогонит.

Петр. Ну, а если выгонит? Ногой под мягкие ткани. Ты подумал, что тогда с нами будет?

Павел. Не подумал. Как-то… что-то… А что с нами будет?

Петр. Вероятно, нас тогда вернут на Землю.

Павел. Но Земли-то уже не будет.

Петр. Я о том же.

Павел. Да не выгонит Он нас… С чего бы вдруг… мы к Нему, Он нас взашей… Это не в Его правилах – своих людей выгонять.

Петр. Мы уже две тысячи лет не люди… Впрочем, делай как знаешь.

Павел. Ты о чем?

Петр. Только не устраивай сцен с объятиями. Я согласен. Согласен уничтожить эту планету.

Павел. С чего это вдруг?

Петр. Моя душа потемки… Так что так, Савл – моментом пользуйся, а в нее не лезь. Она женщина вздорная, может и передумать.

Павел. Не будем терять времени. (подходит к вентилю и машет рукой) Иди сюда. (Петр подходит) Возьмись за него правой рукой.

Петр. (взявшись) Правой, потому что я главный?

Павел. Нет, потому что я левша. Шучу, так удобней. Как ты помнишь, мы должны сделать один полный оборот, разделив его на три примерно равных фазы и действуя строго одновременно. Крутить будем по моей команде.

Петр. Почему не по моей?

Павел. Доставь это удовольствие мне. Я дело инициировал, я его и отсчитаю. Скандалить, надеюсь, не будешь?

Петр. Не буду. Если ты прочтешь что-нибудь из Книги, то не буду. Сдержусь.

Павел. Да не хочу я ничего читать. Тем более из Книги. У меня к ней неоднозначное отношение. Там иногда на такое наткнешься… но, само собой, в ней есть и здравые места. Даже где-то любимые.

Петр. Вот их прочитай.

Павел. Не хочу.

Петр. Ты, Савл, не злись, но я настаиваю. Что-нибудь коротенькое.

Павел. Коротенькое можно. Ты натолкнул меня на эффектную мысль. Я буду считать, цитируя Книгу. Так мы придадим церемонии дополнительную официальность. Поголосим под приспущенными знаменами… Итак, ты готов указать Земле ее место на карте вселенной?

Петр. Я только что с ней мысленно попрощался.

Павел. Мысленно грешат и мысленно следуют за Ним… Нервничаешь? Испариной покрываешься?

Петр. Начинай.

Павел. Неужели дождались… (поднимает глаза наверх) Прими нас, ибо уже идем мы!

Павел берется за вентиль.

Павел. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний. Раз! (крутят вентиль) Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. Два! (снова крутят) А вне – псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду. Аминь. Три! (Петр не крутит) Три!! (Петр не крутит) Ты почему не крутишь?!!

Петр. Она передумала.

Павел. Кто она?!

Петр. Душа. Моя душа решила предоставить им еще один шанс. Мы спустимся на Землю и поищем наследников того духа, ради которого все и затевалось. А не найдем… Тогда никаких хождений на попятные уже не будет. Вперед, мой меньший брат во Христе. Двинули!

Павел. Что же ты за человек – как говорится, съест мой апельсин, да еще и соком мне в глаз брызнет…

Петр. Твои оскорбления ничего не изменят. Я не человек, тут ты на меня клевещешь, но я не стыжусь, что некогда им был. Вынужден сознаться – это далекое время вне всяких сомнений было наилучшим временем моей бесконечной жизни. Вне сомнений – вне всяких, всяких… вне всяких, всяких… вне, вне, вне…

Петр уходит со сцены.

Павел. Оо-хх, что с него возьмешь – как был рыбаком, так и остался…

Ясный летний вечер Дальний угол непопулярного парка – скамейка. Под ней пустой пакет из-под чипсов. На ней Иосиф. Он молод, порывист, совестлив. Обыкновенно одет – рубашка, джинсы, кроссовки. Небольшой рост, несерьезная фигура. Кожа да кости, глаза и сверкание – оно в них неординарно и притягивающе. Было бы неверно утверждать, что истоки всему безумие. Но этого нельзя и отрицать.

Над Иосифом – чуть в стороне, непонятно на чем – сидят Павел с Петром. Вполне вероятно, что они сидят на воздухе. В руках у Павла продолговатый пульт. Наподобие телевизионного – если он нажимает на некую заповедную кнопку, реальность встает на паузу.