Ткаченко. А пупок у вас не развяжется?
Блошигин. Новую почву для ругани вы не создавайте… мне лишние блины на штанге, может, и в не в лузу, но Гриша бы с ними поприседал для него с выгодой. Его мышцам есть куда расти.
Луфанов. Надрыва их хочешь? Я, выходит, выбываю, и все тренерское внимание на тебя? Вот на что твои помыслы направлены?
Блошигин. Ты, Гриш… что бы тебе ни подумалось, рукава ты не закатывай. К кулачному выяснению мы не приступим.
Луфанов. В драке бы я тебе зубы пересчитал.
Зозулин. У вас была бы англо-бирманская война. В войне между Британской Империей и Бирмой, по-твоему, кто победил?
Луфанов. Едва ли Бирма.
Зозулин. Да. Историки единодушны в том, что победа осталась за Британской Империей.
Луфанов. Утверждать, что наши силы столь неравны, и он будет в драке Британской Империей, а я Бирмой – это преждевременно… а Бирма что, чокнулась? Чего она с империей воевала?
Зозулин. Полагаю, что за независимость. Если бы к тебе домой пришел даже не Жора, а обвешанный оружием гигант, ты бы прогнать его попытался?
Блошигин. Он бы заварил ему чая с мятой. И за печенюшками в магазин бы упрыгал.
Луфанов. Из магазина я бы вернулся.
Блошигин. Ага… скипел бы куда-нибудь, не оборачиваясь.
Луфанов. Я бы вернулся.
Ткаченко. С печеньем?
Калянин. С печеньем и тортиком. Только тебе надо угадать. А то принесешь суфле, а он любит бисквитный.
Луфанов. А пулю в голову он не любит? Я же к вашему гиганту с корешком бы возвратился. С бандитом! С Сашей Дорониным по кличке «Выползень».
Ткаченко. Ты, мой ученик, знаешься с таким отребьем? Ну и чего же ты от «Выползня» поднабрался? Как лыжнику, он что тебе дал?
Луфанов. Он странная личность. Когда-то мы условились с ними пересечься, а он не пришел. Я к нему. Он в квартире – стоит у окна и гдядит на снегопад. И говорит мне, что «снег пошел, а я нет. Смотрю на падающий снег из окна и никуда не иду».
Ткаченко. Тюремные привычки.
Зозулин. Я бы сказал, что дзэн-буддисткие. Но духовность он мог пробудить в себе и в тюрьме. Он срок за что мотал?
Луфанов. По малолетке он оттрубил за выхватывание у женщин их сумочек. Сейчас он уже в организованной преступности. Стимул к развитию у него имелся.
Ткаченко. Попасть в мафию, это влечет… заполучив «Выползня», мафия приобрела ценного специалиста. Где уж там нам, тренерам… Я и на ломаном блатном изъясняться не умею.
Зозулин. Вы и из окна на падающий снег не смотрите.
Ткаченко. Сегодня мы на снег насмотримся до отвращения. На «Усть-Куйгинской лыжне» бесснежных участков не попадается! Линия теплоцентрали, где мы бы для отогрева ног постояли, ее не пересекает… на ноги мы шерстяные носки. А телеса, что повыше ног, разотрем! Ты, Зозулин, каким составом натираешься?
Зозулин. Я отдаю дань моде.
Ткаченко. И что же за мази нынче применяются стильными лыжниками?
Зозулин. Не мази. Мы одеваем термобелье.
Ткаченко. Но оно же сковывает движения.
Зозулин. А вы его носили?
Ткаченко. Позапрошлую «Усть-Куйгинскую лыжню» я проехал в нем и из двадцати трех стартовавших приехал двадцатым. Термобелье, оно греет, но мне жутко хотелось его с себя стянуть и за ушедшими вперед все же кинуться. Заполучи я назад всю свободу движений, в десятке бы я был наверняка! И не запил бы по окончанию гонки по-черному!
Калянин. Ты снова бухаешь?
Ткаченко. Неделю я тогда на это отвел…
Калянин. М-да, Виктор Петрович. Лысому седым не бывать.
Ткаченко. Пить дозированно – не то, что пить в умат… однако касательно алкоголизма я, Петр Палыч, невозвращенец. Я же тогда не с тоски, не с безделья – с досады. Не показал я тогда свой максимум! Мог, но из-за термобелья пробежал поганенько… для самого себя обескураживающе. За финишной чертой лыжный народ меня поздравлял, говорил, что браво, Петрович, финишировал не в первачах, но зато финишировал, в твои сорок чего тебе еще надо… они к тому, что высокие места уже не про меня. Их они разыграют между собой, а мне где-то там сзади корячься и лишь характер свой бойцовский демонстрируй. Ванька Дурганов из Ярославля надо мной сильнее остальных подхихикивал… не будь на мне термобелья, я бы его проучил!
Зозулин. В прошлом году этот Иван здесь соревновался? Реванш вы у него взяли?
Ткаченко. В том году я в «Усть-Куйгинской лыжне» не участвовал. Петру Палычу известно, почему мне стало не до лыж.
Калянин. Ты сообщил мне, что пытаешься урегулировать разногласия с твоей подругой. Она настроилась тебя оставить, но ты думаешь ее разубедить. И как все сложилось?
Читать дальше