Петр Альшевский - Моторы гинеколога Суна

Ткаченко. Тысячу раз не согласен.

Зозулин. Но металлург Дикарев бы…

Ткаченко. Даосу даосово, а нам действительное и объективное! Если увидел белку, то белку, а если дятла, то, извини меня, дятла.

Зозулин. А разница между ними для вас в чем?

Ткаченко. Ни в чем, но кого мы видим, осознавать нам следует. Чтобы доказать не кому-то, а себе, что мы не ополоумели.

Зозулин. Осознавать, да. Но вместе с осознанием нужно уметь равнодушно относиться к тому, что мы осознаем. И к типу бывшего на ветке животного, и к самому осознанию. Как по-вашему, успехи в даосизме я делаю?

Ткаченко. Меня вам в свою веру не обратить. Мало мне металлурга Дикарева, так еще и ты… даже на душе стало нехорошо.

Зозулин. Молодняк вас развеселит.

Ткаченко. Парни наконец подкатили…

К Зозулину и Ткаченко подъезжают Блошигин и Луфанов.

Луфанов. Вы чего не на скорости?

Зозулин. Это входило в наши планы.

Луфанов. А что же у вас за планы-то… план перехват?

Блошигин. Они нас, похоже, думают приостановить. У них согласованное намерение не пропустить нас дальше.

Луфанов. А кто из них верховодит? Если Виктор Петрович, мы с ним можем попытаться пойти на мировую.

Блошигин. Ну а если он прогнулся под Кинешму? Вы, Виктор Петрович, среди вас двоих не на побегушках?

Ткаченко. Дубина…

Зозулин. На побегушках у нас я. Виктор Петрович забросил в лес его электронные часы, и я сейчас за ними сгоняю.

Зозулин сходит с лыжни и пропадает за деревьями; звуки от продавливаемого лыжами снега постепенно смолкают.

Блошигин. Порядочно вы их зашвырнули.

Ткаченко. Мои часы у меня на запястье.

Блошигин. А с чего он по снегу ушлепал? В чем ваша комбинация?

Ткаченко. Она его единоличная… сказанное им о часах и его за ними отъезд меня, как никого, обескураживает.

Луфанов. А это у него не отступление?

Ткаченко. От здравомыслия?

Луфанов. Он сообразил, что мы ему… или ему и вам не по зубам и решил отступать. Вы его отступление прикрывать не обязаны?

Ткаченко. Кинешься за ним – я на тебе не повисну. Давайте вы оба за ним: нагоните его, настучите, я не вмешаюсь.

Блошигин. Мы за ним, а Виктор Петрович по лыжне на финиш.

Луфанов. Чтобы с самим собой первый приз рызыграть! Пока мы за его подельником вдали от трассы гоняемся, он от нас уезжает и выигрывает! А затем они осуществляют дележку!

Блошигин. Первый и четвертый приз на двоих принесут им больше, чем четвертый и третий. Лыжник из Кинешмы и так четвертым бы был, но без этой уловки вы, Виктор Петрович, первым бы не стали.

Луфанов. Третьим бы он пришел! Ехали вы, Виктор Петрович, конечно, довольно впереди, но отрыва бы вам не хватило. Вы же понимаете, что мы бы вас съели!

Ткаченко. Возможно…

Луфанов. Страшно возможно!

Ткаченко. Как бы я свои возможности не расценивал, с ним я ни о чем не уславливался.

Блошигин. Ну и чего он это устроил?

Ткаченко. Мысли у меня роятся какие только могут… без его собственных пояснений мне от психологического груза не избавиться.

Блошигин. Вы узнали его лучше нас. Он человек контролируемый?

Ткаченко. Ни на что параноидальное он не срывался. Катясь со мной рядышком, слова говорил не бешеные… и делом подкреплял. Таким, что катил и не возникал. Не сталкивал меня никуда и вообще – появись слухи об его умалишенности, я бы их опровергнул. Ну а что до белки и дятла… тут и вправду, пожалуй, даосизм.

Блошигин. Какой даосизм?

Ткаченко. Он остановился, чтобы побеседовать с вами о нем. Не делая особого различия между вами и теми, кто в нем смыслит.

Луфанов. Мне даосизм… я в даосизме…

Ткаченко. Угу. Не по сеньке шапка.

Блошигин. Бухтеть, тренер, вам позволено, но вы-то для развития в нас интеллекта что-нибудь приложили? Какие вы нам наставления, помимо исключительно лыжных, давали?

Ткаченко. Летом под моим руководством вы тренировались без лыж.

Луфанов. Кроссами вы нас душили… а литературу для чтения порекомендовать, на нечто художественное затащить, вам этого для нас не хотелось? Возрастания в нас личностей. Или вы рассудили, что личностями командовать сложнее?

Ткаченко. Ваш тип сознания меня удовлетворяет.

Блошигин. Отстало-обыкновенный?

Ткаченко. Головы у вас трудятся в щадячем режиме и ладно – перегружать их ни к чему.

Блошигин. Да, тренер…

Луфанов. А чего он не то?

Блошигин. Он говорит, что умнеть нам не надо.

Луфанов. А мы назло ему вздумаем и начнем! Точка невозврата ведь не пройдена?

Блошигин. Возвратиться нам… к чему нам возвращаться?