Борис Гуанов - Ленинградцы. Драма в трёх действиях с прологом и эпилогом

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Да, неутешительные… сводки.

ВЕРА (её внимание привлёк конец разговора Аркадия Кирилловича с Лидией Петровной) Вы были на улице? Что нового, я не расслышала?

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Всё по-старому, Верочка. Город стынет, пульс слабый. Прощупывается только в очередях за хлебом и водой… Мертво, мёртвая стихия. Как-то не верится, что недалеко отсюда настоящая цивилизация.

ИЛЬИНИШНА. Считаете, что одичали.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ (холодновато, но не дерзко: он побаивается Ильинишны) . Остроумно, Прасковья Ильинишна.

ИЛЬИНИШНА. И Вам-то, кажется, нечего особенно жаловаться, как этой девахе, например. Живёте же.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. А точнее, как и все, существую.

ИЛЬИНИШНА. Счастье не из одних картинок складывается. А эта петрушка, чувствую, всё временная. (Аркадий Кириллович недоверчиво хмыкнул) А мы живём, через силу, а живём… назло нашим недругам.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Ваше любимое занятие придираться к словам. Выжить или существовать – разница чисто филологическая. Сами-то, небось, тоже хотите выжить?

Пауза.

ИЛЬИНИШНА. А кто не хочет выжить ради победы? Разницы нет, говорите? Мудрено остаться человеком, не потерять своего лица – это выжить.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Огни победы… Я забыл, Верочка, указать. В железном садике кто-то выломал прутья в ограде, и за водой к Неве можно ездить напрямик. Санки пройдут. Эта новинка сокращает путь к общественному водопроводу – Неве – на целых триста метров.

ИЛЬИНИШНА. Молодец, кто сил не пожалел. Железо, а поддалось… Хотя в одиночку, без сварочного аппарата, а выломали…

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. А имущество городское… народное?

ИЛЬИНИШНА. Имущество – не люди.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Хотите сказать – не догма. Душевно отдыхаю, общаясь с Вами в спорах.

ИЛЬИНИШНА. Красиво выражаетесь, и где научились?.. Только напрямик лучше, Аркадий Кириллович, без путаницы, понятнее будет. (почти без перехода) А сводку я читала, Вера. Наши держатся и лупят фашистов. Из крупных городов вчера ни одного не оставили… Продукты есть, вся страна присылает. Кабоны забиты. Точно… Но дорога одна – по льду.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. Это где?

ВЕРА. Большая земля. На той стороне Ладоги.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. Ах, Ладога!

Входит, осторожно ступая, закутанный в немыслимое количество одёжек, Николай Иванович. В руках у него небольшая пачка книг. Положив их на колени, он осторожно присаживается, кладёт руку за пазуху, к сердцу.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. О, Вы опять с добычей. Поздравляю! И много интересного откопали, Николай Иванович? (просматривает стопку книг) Недурно. Завидую Вашему трудолюбию и неколебимому постоянству в верности книге… Давно похороненный идеал рыцарского служения книге и самоотречения аскетического.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (устало останавливает) . Болтаете.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. А разве время не то, не аскетизма невольного? Жаль. Ошибка, что его не преподавали, как политграмоту, как обязательное условие победы над врагом заклятым.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Чтобы проповедовать, надо верить, хотя бы верить в преимущество старых проверенных помочей перед модными подвязками. Примерно Ваша мысль.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Сдаюсь. Вы умеете быть безжалостным.

ИЛЬИНИШНА (неодобрительно) . Ишь, как запыхались, Николай Иванович, примите-ка валерьяновки.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Пожалуй, не надо. Лекарство – это яд. И не стоит его, право, баловать, само придёт в норму. Не в первый раз.

ИЛЬИНИШНА. Вера, сходи ко мне. Знаешь, где пузырёк.

Вера уходит.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Недавно был у знакомого врача. Насколько я понял его, теперешние эскулапы нашли средство от всех болезней сразу. Универсальнейшая панацея.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. Новое лекарство.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Очень простое. Меньше ходить, больше есть.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Мрачно шутите.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ. Такова жизнь и, отчасти, мой характер.

ИЛЬИНИШНА. Говорите, вы говорите. А я не пойму, где начало, где конец?

Они смотрят друг на друга испытующе.

АРКАДИЙ КИРИЛЛОВИЧ (с желчью) . Начало есть. Мне придётся продать свою коллекцию фарфора. Легче сердце вырвать. Тридцать восемь лет собирал! И тут валерьяновкой не поможешь… По крохам, статуэтку к статуэтке, вазу к вазе, блюдо к блюду. Севр, саксонский… Веджвуд… И вот ищу покупателя с понятием. Всё равно не уберечь! Обидно есть порционную овсянку и сою на фарфоре – это извращения не художественные.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (сочувственно) . Такую коллекцию!