Дон Нигро - Армитейдж / Armitage

ДЖЕЙМС. Нет, ты еще не знаешь, какой я. Зах знает, но он джентльмен, как и дьявол, а потому ничего не скажет.

ЕВА. Не скажет что?

ДЖЕЙМС. Зах, ты говорил о том, что Бёрр застрелил Гамильтона, потому что они обе любили одну женщину?

ЗАХ. Нет, потому что твой друг Гамильтон обвинил моего друга Бёрра в инцесте с собственной дочерью.

ЕВА. Конечно, с собственной дочерью. Инцест с чьей-то еще дочерью невозможен, так?

ДЖЕЙМС. Такое было?

ЗАХ. При любом раскладе поднимать этот вопрос – самоубийство.

ДЖЕЙМС. Это всегда опасно, любить женщину.

ЗАХ. Всегда опасно говорить об этом.

ЕВА. Кто-нибудь может передать мне мед, пожалуйста?

ЭЛЕЙН ( 1823 г., ей 20 лет ). Маргарет, я должна тебе что-то сказать. Что-то ужасное.

( ДЖОН пьет в полутемной библиотеке ).

МАРГАРЕТ. Октябрь 1845 года. Эта Морган стала хорошей горничной. Невысокого роста, красивая, как мама и Элейн, думаю, умная, но что-то в ней тревожащее. Джонни в последнее время не сиделось на месте, он явно заскучал, и пьет слишком много. Я хочу, чтобы он поговорил со мной. Прошлой ночью, когда он читал в библиотеке, я увидела, как туда зашла эта девица. Не выходила долго. Я боюсь худшего.

( ФЭЙ входит в библиотеку и идет к книжным полкам. ДЖОН говорит, сидя в темноте ).

ДЖОН. Могу я тебе чем-то помочь?

ФЭЙ. Господи! Как вы меня напугали. Извините, сэр. Я не хотела вам мешать. Не знала, что вы здесь. Я зайду в другое время.

ДЖОН. Подожди минутку. Не убегай.

ФЭЙ. У меня много работы, сэр.

ДЖОН. Ночью? Какая у тебя ночью работа? Почему ты сюда пришла?

ФЭЙ. Я здесь кое-что оставила.

ДЖОН. Что?

ФЭЙ. Я забыла. Извините, сэр. Мне действительно нужно…

ДЖОН. Ты ведь меня не боишься, так?

ФЭЙ. Разумеется, не боюсь.

ДЖОН. Тогда почему избегаешь с того момента, как появилась здесь?

ФЭЙ. Может, немножечко боюсь.

ДЖОН. Почему?

ФЭЙ. Не знаю. Может, потому что вы старше.

ДЖОН. Мне тридцать пять. Не такой я и старый. А сколько тебе лет?

ФЭЙ. Шестнадцать.

ДЖОН. Ох. Тогда я все-таки старый. Мог быть твоим отцом.

ФЭЙ. Вы не имеете права так говорить. Моя мать была добропорядочной женщиной.

ДЖОН. Я не ставлю под сомнение добродетель твоей матери, просто скорблю о моем преклонном возрасте. Ты боишься меня не потому, что мне тридцать пять?

ФЭЙ. Я боюсь неистовости, которую вижу в вас.

ДЖОН. Довольно странно слышать, что горничная говорит такое сыну хозяина особняка. Ты так не считаешь?

ФЭЙ. Вы спросили – я ответила. Теперь можно мне уйти?

ДЖОН. Ты думаешь, я собираюсь изнасиловать тебя?

ФЭЙ. Насилие бывает разным.

ДЖОН. Где ты научилась так говорить?

ФЭЙ. Что не так с тем, как я говорю?

ДЖОН. Ты говоришь, как образованная.

ФЭЙ. Я не глупа. Умею читать и писать.

ДЖОН. Тебя научила этому твоя мать?

ФЭЙ. Да.

ДЖОН. Ты любишь читать?

ФЭЙ. Да. Очень.

ДЖОН. И что ты читаешь?

ФЭЙ. Дома у нас были «Путешествие Пилигрима в Небесную страну», «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера», Шекспир, Том Джонс, «Тристрам Шенди»…

ДЖОН. «Тристрам Шенди» – на та книга, которую положено читать добропорядочной молодой женщине, так?

ФЭЙ. К счастью, сэр, я не добропорядочная молодая женщина. Я всего лишь бедная служанка. Я думаю, добропорядочные молодые женщины, если они вообще умеют читать, читают Библию, которая полна насилия и похоти, как и любая другая книга в истории человечества. Полагаю, именно поэтому они и считаются такими добропорядочными.

ДЖОН. А ты у нас довольно безнравственная, так?

ФЭЙ. Почему? Потому что могу говорить длинными предложениями, не хихикая и не краснея, как идиотка?

ДЖОН. Я обратил внимание, что ты очень много времени проводишь в этой комнате.

ФЭЙ. Книги такие грязные, сэр.

ДЖОН. Тебе здесь нравится?

ФЭЙ. Мне нравятся все комнаты этого дома, но библиотека больше всего, потому что здесь живут книги, и потому что здесь так хорошо пахнет, и свет так красиво падает утром, и во второй половине дня, и… ( Она замолкает, смотрит на него и видит, что сказала слишком много ).

ДЖОН. Ты читаешь в этой комнате книги, когда никого нет рядом?

ФЭЙ. Ваш отец говорит, что я не должна трогать ничего, кроме пыли.

ДЖОН. И да поможет нам Бог, если мы посмеем не повиноваться моему отцу.

ФЭЙ. Да, сэр. Я могу идти, сэр?

ДЖОН. Если бы ты могла почитать одну из этих книг, какую бы ты взяла?

ФЭЙ. С вашей стороны задавать такой вопрос жестоко. Вы не знаете, сколь велика боль, которую я испытываю каждый день, потому что вижу эти книги, не имея возможности их почитать.