Дон Нигро - Мельница / The Windmill

РАФФИНГ. Все у меня будет хорошо.

КЭТЛИН. Это визит миссис Вулф? Почему ты хоть раз не можешь сказать мне, о чем думаешь? По этой части более раздражающего мужчина на земле не было. Мне все приходилось вытаскивать из тебя клещами. Как-то это связано со мной. Ты становишься таким, когда случается что-то, напоминающее тебе.

РАФФИНГ. Мне снились кошмары. Ночь, в Уайтчепеле. Я иду по узкой, мощеной улице. Потом осознаю, что кто идет следом, близко, в тумане. Смотрю в лужу. В ней полно мокрых листьев. И тут я слышу нарастающую какофонию тикающих часов, как в магазине моего отца. Каркают вороны.

КЭТЛИН. Густеет свет, крылом махнув, ворона летит в туманный лес

РАФФИНГ. Я смотрю на ворон и вижу мельницу. Слышу, как поскрипывают вращающиеся лопасти.

КЭТЛИН. Тебе все еще снятся кошмары с мельницами?

РАФФИНГ. Я никогда не мог взглянуть на мельницу без ошеломляющего осознания, что Бог безумен. ( Смотрит на стакан ).

КЭТЛИН. Ты всегда говорил: «Кэтлин, ты должна рассказывать мне свои кошмары, потому что, едва ты их расскажешь, они больше не смогут причинить тебе вред. Мы оба знали, что это, разумеется, неправда. Вероятно, это была единственная ложь, которую я слышала от тебя. Но если рядом был человек, с которым я могла разделить свои кошмары, это хоть как-то успокаивало.

РАФФИНГ. Ты очень хорошо знаешь этот кошмар. Ты в нем.

КЭТЛИН. Разумеется, я в нем. Я во всех твоих кошмарах. Любовь – она такая. Разделенное безумие, вечное присутствие в кошмарах друг дружки. Ты читал нашей дочери «Английские сказки» Джозефа Джейкобса. Три раза обойти церковь противосолонь. Против часовой стрелки. Против времени. «Мэри, – сказала я, – берегись мужчину, чей разум работает противосолонь». Бедный Джонни. Такой одинокий. Такой печальный. И такой старый. Любовь тебя старит. А меня – нет. Меня любовь не старит. Потому что любовь еще и убивает. Так или иначе, раньше или позже, любовь всегда убивает.

( КЭТЛИН нежно целует его в маковку, ее руки у него на плечах. РАФФИНГ прикасается к ее рукам, когда свет меркнет и гаснет полностью. Тикают часы, кричат вороны ).

( Вой сирен воздушной тревоги, самолеты, взрывы в темноте. По-прежнему 1941 г. Тусклый свет падает на ДЖЕЙМСА, сидящего в бомбоубежище. Появляется ВИРДЖИНИЯ, видит его ).

ВИРДЖИНИЯ. Почему я знала, что найду тебя здесь? Ты живешь в этом подвале?

ДЖЕЙМС. Я нигде не живу. Появляюсь здесь, когда ты сюда приходишь.

ВИРДЖИНИЯ. В последнее время я все сильнее ощущаю мощное взаимопроникновение всех времен и пространств. Я знаю, это обычное дело для снов и для театра где различные времена и пространства существуют одновременно, но теперь, хотя я точно могу сказать, что не сплю, и знаю, насколько возможно это определить, что не являюсь персонажем спектакля, я нахожу, что все больше и больше становлюсь связующим звеном неких несмежных времен и пространств, которые каким-то образом сосуществуют одновременно.

ДЖЕЙМС. И все-таки время нельзя возвратить. Так же, как, увы, и нас. Я думаю, никакого возвращение в этом месте нет. Ты повидалась с инспектором Раффингом? Как он? Немного одряхлел, правда?

ВИРДЖИНИЯ. Как ты узнал?

ДЖЕЙМС. Я знаю, что ты знаешь.

ВИРДЖИНИЯ. А вот это тревожит. Поскольку я сама не знаю, что я знаю. И в моей голове вновь зазвучали голоса. Разумеется, голоса в голове я слышала всегда. Но эти другие. Более настойчивые. Более зловещие. И еще это необъяснимое ощущение, будто кто-то идет в тумане, сбоку и чуть сзади. Я смотрю на брусчатку мостовой. Вижу свое отражение в зеркале. Я – бледное, исхудалое существо, мне кажется, что я – ненастоящая. Настоящие только голоса. Но с реальностью у меня всегда были проблемы.

ДЖЕЙМС. Реальность вульгарна. Молодые люди, побуждаемые тщеславием и похотью. Старики, набитые деньгами и пердящие. Бог носит плохо сшитый костюм и кашляет. Проститутки суют руки тебе в штаны и щупают твои причиндалы. Лорд Теннисон голым идет по пастбищу, в бороде птицы свили гнезда, давит цветы большущими голыми ступнями, Навуходоносор среди пасущихся коров. Все эти прелюдия к надвигающемуся апокалипсису.

ВИРДЖИНИЯ. В моем сне я сижу среди цветов, под мельницей, и рядом Стелла.

СТЕЛЛА ( голос из теней, сама СТЕЛЛА в далеком прошлом ). Джеймс.

ДЖЕЙМС. Я бы предпочел не говорить о Стелле.

( Блеяние козы ).

СТЕЛЛА. Джем. Отпусти ее. Отпусти ее, Джем.

ДЖЕЙМС. Случаются дни, когда я могу думать только о ней. Иногда при упоминании ее имени мне словно нож пронзает живот. Бог насылает на меня жуткие головные боли, чтобы научить меня, что мы можем, сколько захочется совокупляться со служанкой в отцовской библиотеке под тиканье часов, но в конце мы страдаем в одиночестве, с маленькими каплями спермы на диване, каждый в собственной вселенной. Никого так не преследуют призраки, как мертвых.