Николай Гумилев - Гондла

Ну наделал Гер-Педер хлопот!

Не признаем его мы владыкой,
Но, быть может, признает народ.

А когда мы откроем народу
Все, что знаем об этом щенке,
Кто такой он, какого он роду,
Где он будет, в дворце иль реке?

Гондлу сжить нам пора бы со света,
Что нам конунг, ведь мы в стороне,
Надоела история эта
Подмененных мальчишек и мне.

Конунг стар.

Вы же знаете, дети,
Что страшней не найти никого,
Если б даже десятки столетий
Навалились на плечи его.
Он походкой неспешной, чугунной
Сорок тысяч датчан раздавил
И, единственный в целой подлунной,
На таинственный полюс ступил.
Никогда вы его не могли бы
О пощаде за ложь умолить,
Пусть сожрали Гер-Педера рыбы,
Старый Снорре надеется жить.

А безумье сегодняшней свадьбы!
Мы ведь знаем, кто Лерина мать…
Снорре, может быть, это сказать бы?

И об этом нам надо молчать.

Яд помог бы нам в нашей заботе,
Так чтоб в смерть перешло забытье.

И бывает еще: на охоте
Не туда попадает копье.

Нет, я шутку придумал другую:
Гондла все-таки духом высок,
Нанесем ему рану такую
Прямо в сердце, чтоб встать он не мог.
Только Лера окажется в спальне
И погасит огонь ночника,
Я беседой искусной и дальней
Задержу жениха-простяка,
Этим временем Лаге к невесте
Проберется и будет молчать,
Женский стыд, с боязливостью вместе,
Не дадут ей обмана понять.
И для Гондлы, вы знаете сами,
Станет мир тяжелее тюрьмы…
Над союзом волков с лебедями
Нахохочемся досыта мы.

Верно! Этой обиды не может
Самый низкий мужчина снести.

Если душу подобное гложет,
То от смерти ее не спасти.

И наверное, милая Лера
Свой смирить догадается гнев,
Ведь еще не бывало примера,
Чтоб пленяли горбатые дев.

Чу, идут! Расходитесь скорее,
Лаге здесь, остальные сюда!

Лет хоть на тридцать будь я свежее,
Я бы с Лаге поспорил тогда.

Лера, Лера, надменная дева,
Ты, как прежде, бежишь от меня!

Я боюсь, как небесного гнева,
Глаз твоих голубого огня.

Ты боишься? Возможно ли это?
Ведь не ты ли бывала всегда
Весела, как могучее лето,
И вольна, как морская вода?
И не ты ли охоты водила
На своем вороном скакуне
И цветов никогда не дарила,
Никогда одинокому мне?

Вспоминаешь ты Леру дневную,
Что от солнца бывает пьяна,
А печальную Лаик ночную
Знает только седая луна.

Лаик… странное, сладкое имя…

Так звала меня некогда мать,
Из Ирландии родом. Такими
Именами не здесь называть!

Это имя мне дивно знакомо,
И такая знакомая ты,
И такая на сердце истома
От сверканья твоей красоты!
Ты не любишь меня, ты смеялась
Над уродливым Гондлой всегда…

Но когда я одна оставалась,
Я так горько рыдала тогда.
Для чего-то слепыми ночами
Уверяла лукавая мгла,
Что не горб у тебя за плечами –
Два серебряно-белых крыла,
И что родина наша не эта
Ненавистная сердцу тюрьма,
А страна, где зеленое лето
Никогда не сменяет зима.
Днем все иначе. Боги неволят
Леру быть и веселой, и злой,
Ликовать, если рубят и колют,
И смеяться над Лаик ночной.

Дорогая, какое безумье,
Огневое безумье любовь!
Где вы, долгие годы раздумья,
Чуть запела горячая кровь!
Что мне гордая Лера дневная
На огромном вспененном коне,
Ты не Лера, ты девочка Лаик,
Одинокая в этой стране.

Как ты бледен и смотришь, маня…
Неужели ты любишь меня?

Я так вольно и сладко люблю,
Словно отдал себя кораблю,
А с тобой я еще не слыхал,
Как шумит набегающий вал.
И совсем не морские слова
Ты сказала с волшебной тоской,
Я внимал им, но понял едва,
Я услышал в них ветер морской.
Значит, правда открылась святым,
Что за бредами в нашей крови
И за миром, за миром земным
Есть свободное море любви.
Серафимы стоят у руля
Пестропарусных легких ладей,
А вдали зеленеет земля
В снеговой белизне лебедей.
Сердце слышит, как плещет вода,
Сердце бьется, как птица в руке,
Там Мария, Морская Звезда,
На высоком стоит маяке.