Андрей Караичев - Битый триплекс. «Пока не умер – я бессмертен!»

Хозяин, предоставивший приют на ночь, провожал нас со скупыми, мужскими слезами на глазах – он тоже рвался на войну; хотел бить врага, но… куда ему с одной рукой? На прошения отправить его на фронт, всегда получал отказ. Стоит ради чести майора сказать: он сумел собраться с духом, не спиться и стать полезным Родине – восстановился в звании и служил весьма хорошим специалистом в одном из военных училищ ускоренных выпусков танкистов.

На вокзале оказалось людно: столько прощальных слёз, криков расставания. Солдаты храбрились, убеждая своих близких, что быстро разобьют гитлеровскую армию и вернутся, – «Вы родные и соскучиться не успеете, а я дома окажусь рядом с вами!» – летали фразы по перрону. Естественно, из всех возвратятся скудные единицы…

Пришла проводить нас и медсестричка. Тихонько так захныкала, я обнял её словно старший брат, произнёс утешительные слова, она пообещала, что обязательно найдёт меня и мы продолжим служить вместе. Призналась, как дорог я ей…

Попросила дать почтовый адрес своего подразделения, чтобы переписываться, а как я его ей дам?! когда сам толком не знаю, куда именно едем и где предстоит служить. Нацарапал на картонке свой домашний адрес, сказал, если что, пусть пишет матери, та точно должна знать, где я и хорошо ли всё со мной.

Честно? Стало очень приятно оттого, что Мария пришла проводить меня. Благодарен ей за это! С другой стороны, тоска в душе поселилась от прощания, ком к горлу подкатил, словно я правда с невестой расставался, как другие сотни бойцов Красной Армии на том вокзале.

– Бог любит троицу? – Спросила она, смахнув с глаз слезу.

– Что за слова? Это буржуазные пережитки, суеверия. Ты мне это отставить!

– Есть! – приняла она стойку смирно, а после резко прижалась и чмокнула меня в губы. Смелая девица, дерзкая.

Поезд тронулся: махнул Латышевой пилоткой, она крикнула, что мы обязательно встретимся. Прям как в знаменитой военной песне, написанной примерно в то же самое время:

«Я из вагона – ты мне с перрона грустно помашешь рукой».

– Хорошая дивчина! – сказал комиссар, прикуривая неизвестно какую папиросу подряд, – не сомневаюсь, что найдёт тебя. Если, – он недоговорил… так понятно, что имелось в виду.

– Не время сейчас про это думать. – Упорно стоял я на своём.

– Попомнишь мои слова: коли живы-здоровы будете, она женой твоей станет.

Я закашлялся от его вывода.

– Почему вы так думаете?

– Знаю! Поверь Генка, мой боевой друг, на слово.

«Эх, Москва! Не пробыл у тебя в гостях и суток, а прощаться с тобой тошно!» – Подумал я при выезде за пределы столицы.

Тогда я не догадывался: сколько предстоит вынести сложных испытаний ради защиты этого города.

Паровоз наш задержался почти на трое суток до места назначения.

Железная дорога оказалась предельно перегруженной: военные составы пропускали вперёд, без очереди – это правильно! Несколько раз попадали под бомбардировки противника. Самолёты люфтваффе зверствовали, сбрасывая тонны смерти без разбору на всех и вся, им же наплевать: гражданские поезда, военные или санитарные, для них мы были «Унтерменши», – народ, который почти поголовно подлежал уничтожению, согласно плану «Ост».

Редко, когда один или несколько наших истребителей вступали в бой с превосходящими силами противника, ведь на начальном этапе войны в небе господствовали асы Геринга! Тяжело пришлось тогда нашей авиации, собственно, как и всем войскам – всему, Великому Советскому Народу!..

В вагоне играла гармонь и сильный, солдатский голос потянул ту легендарную песню, написанную в первые дни войны:

«Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа,

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война

Война началась на рассвете

Чтоб больше народу убить.

Спали родители, спали их дети

Когда стали Киев бомбить».

Железная дорога вела наш поезд в БССР, под Витебск.

Кругом все отступают: колонны и эшелоны, которым не виделось конца, двигались в тыл; люди спасались, с молниеносно тающей надеждой вскоре вернуться, ведь, – «Наша армия сейчас „оклемается“ от вероломного нападения и погонит врага!» – А мы… мы, напротив, ехали вперёд. Туда, где немец стремительно наступал… куда деваться? Именно каждые отдельно взятые и собранные вместе бойцы являлись теми войсками, кто не должен пропустить фашистов вглубь страны. Защитники отечества постоянно ловили на себе тысячи взглядов, в которых отражались: грусть, гордость и вера в Красную Армию одновременно.