Ирина Чай - Любовь. Слёзы. Алкоголь

– Вот и Инна то же самое говорит, – согласилась я.

Часы показывали начало девятого. Маму ожидало такси.

– Анна, на улице холодно?

– Вовсе нет.

Мы пожелали друг другу счастливого Нового года. Мама взяла с меня слово, что я выберусь из дома – в противном случае она сама никуда не пойдёт. Я смотрела в окно на убегающую маму и думала о том, что уже прошло полтора года со дня смерти отца. За это время она первый раз накрасилась и куда-то выбралась из вечного круга «дом-работа». Внутри немного заскребли кошки, и я отогнала печальные мысли.

Ванна без пены – что чай без конфет, поэтому в честь Нового года я со своей любимой пеной «Белая лилия» немного перестаралась, но, в итоге, довольная, лежала в тёплой воде, закрыв глаза.

Мои родители поженились за девять месяцев до моего рождения. Мама работала бухгалтером, а отец был директором небольшой фирмы по продаже строительных материалов. Полтора года назад дальнобойщик уснул за рулём и выехал на встречную – папа угодил под огромный фургон. У мамы остался кредит за дом, а я перешла на заочное отделение. На юридическом факультете мне было до чёртиков скучно, но этого хотел отец. Когда он умер, я могла бросить учёбу и много думала об этом, но в обучение было вложено столько сил и денег, что я не позволила себе сдаться на полпути. На самом же деле моей страстью ещё с детского сада была сцена, но ирония заключалась в том, что, даже учась в музыкальной школе, я мало выступала – только, если этого требовал учебный процесс сдачи экзаменов. На сцене и за кулисами, как мне казалось, происходила некая тайна, которую я хотела для себя понять, но была слишком робкой, чтобы попытаться.

Полтора месяца назад я наткнулась на конкурс, который проходил в Академии культуры (очень дорогом заведении!) областного центра. Разыгрывалось десять бюджетных мест на всю страну, которые были приурочены к Году театра. Заявки принимались от всех желающих – с восемнадцати до двадцати пяти лет. Я, как помешанная, разглядывала на сайте обшитую красным деревом огромную сцену, ярко-бордовые бархатные кресла и балкон с лепниной в зрительном зале. От желания учиться там у меня перехватывало дыхание. Однако стоимость обучения была больше, чем мы с мамой зарабатывали за год. Я сетовала на то, что не было заочного отделения, но потом обругала себя за глупость: разве можно такое представить хоть на секунду, ведь актёрское мастерство – это не свод законов, который можно вызубрить на досуге! Десять мест на страну звучало, как приговор. Для конкурса нужна была песня, или танец, или постановка – в общем, на что хватит фантазии. Я никому своих песен не пела, хотя наработки были (по большей части, от нечего делать). Одну из них я доработала и отправила на конкурс.

Прошёл месяц. Ответа всё не было. Я ругала себя за то, что вообще дала себе право надеяться. Маме об этом ничего известно не было, да и говорить было особо не о чем. Инна же узнала совершенно случайно, когда я опоздала на работу, забежав на почту по пути.

Мыльные пузыри в ванне лопались уже добрых пятнадцать минут, когда в дверь протиснулся рыжий кот.

– Мыться пришёл? Эй! – я брызнула в кота пеной.–Он злобно уставился на меня и скрылся за дверью.

Я плюхнулась в кресло. Телеведущие с керамически-белыми зубами чему-то радовались на экране телевизора. Лежавший на кухонном столе телефон зазвонил. Хныкая, как столетняя старушка, я выбралась из удобного кресла и лениво поплелась за ним.

– Да?! – сиплым голосом процедила я.

– Анна, собирайся! – Инна уже махнула бокал-другой шампанского.

– Инна, я только что выбралась из ванны, голова мокрая, лицо красное… Ну, куда я пойду?

– Туда, где темно! В клуб! Никто тебя разглядывать не будет! – настаивала она.

– Слушай, я, правда, не…

– Ничего не знаю! Одевайся, собирайся, мы заедем через двадцать минут! Я тебя старше почти на пять лет, а старших нужно слушаться! – орала Инна в трубку.

– Ну…

Короткие гудки. Если я не оденусь сама, меня оденет Инна, а такая перспектива повергала в шок. «Пойти, конечно, стоит», – думала я, обдувая волосы феном.

Мой город с населением около 200 тысяч человек имел три парка, два городских сада, два кладбища и одну большую свалку. Не было ни галереи, ни хорошего музея, ни приличной библиотеки, поэтому люди в моём городе не смотрели в небо, не любовались на звёзды – все занимались повседневными заботами и, угрюмые, безликие, находили утешение в телевизоре. Я же смотрела телевизор, пожалуй, только в Новый год. Это навевало детские воспоминания: приятные, беззаботные, лёгкие и чересчур наивные. По мере моего взросления Новый год стал казаться грустным праздником, потому что такого восторга, как в детстве, уже нет, но его так хочется.