Бернард Шоу - Пьесы

Марчбэнкс (оборачиваясь, около двери). Правду или ложь, но вы должны будете сказать ей, если я уйду.

Морелл (мнется). Марчбэнкс, иногда бывает простительно…

Марчбэнкс (резко обрывает его). Знаю — простительно солгать. Это будет бесполезно. Прощайте, господин поп!

Когда Марчбэнкс поворачивается, чтобы уйти, дверь открывается и входит Кандида, одетая по-домашнему.

Кандида. Вы уходите, Юджин? (Приглядываясь к нему внимательнее.) Ах, дорогой мой, как это похоже на вас — идти на улицу в таком виде! Ну, ясное дело, поэт. Посмотрите на него, Джемс! (Она берет его за куртку и тащит вперед, показать Мореллу.) Посмотри на его воротник, на его галстук, посмотри на его волосы. Можно подумать, что вас кто-то оттаскал.

Юджин невольно оборачивается и взглядывает на Морелла.

Ну-ка, стойте смирно. (Она застегивает его воротник, завязывает бантом шейный платок и приглаживает ему волосы.) Ну вот. Теперь вы выглядите так мило, что, я думаю, вам лучше в конце концов остаться позавтракать, хотя я вам и говорила, что вы не должны оставаться. Завтрак будет готов через полчаса. (Она еще раз поправляет его бант. Он целует ей руку.) Не дурите.

Марчбэнкс. Мне, конечно, хотелось бы остаться, если только досточтимый джентльмен, ваш супруг, не имеет ничего против.

Кандида. Оставить его, Джемс, если он обещает быть хорошим мальчиком и поможет мне накрыть на стол?

Морелл. О да, конечно. Разумеется, ему лучше остаться. (Он подходит к столу и делает вид, что разбирает какие-то бумаги.)

Марчбэнкс (предлагает руку Кандиде). Идемте накрывать на стол.

Она берет его под руку. Они вместе идут к двери.

Я счастливейший из смертных!

Морелл. Таким был я — час тому назад.

Тот же день. Та же комната. Под вечер. Стул для посетителей придвинут к столу. Марчбэнксодин; от нечего делать пытается выяснить, как это пишут на машинке. Услышав чьи-то шаги у двери, он потихоньку, виновато отходит к окну и делает вид, что рассматривает окрестности. Входит мисс Гарнеттс блокнотом, в котором она стенографирует письма Морелла, подходит к машинке и садится расшифровывать. Ей очень некогда, и она не замечает Юджина; но, когда она ударяет по клавишам, каретка не двигается.

Прозерпина. Ах, мученье! Вы трогали мою машинку, мистер Марчбэнкс! И вы напрасно делаете вид, будто вы ее не трогали.

Марчбэнкс (робко). Я очень извиняюсь, мисс Гарнетт, я только попробовал писать… а она не пишет.

Прозерпина. Ну вот, а каретку застопорило, и клавиши застряли.

Марчбэнкс (горячо). Уверяю вас, я не трогал клавишей. Я только нажал на это маленькое колесико. И оно щелкнуло.

Прозерпина. А, теперь понятно. (Она отпускает стопор и тараторит без передышки.) Вы, должно быть, думали, что это нечто вроде шарманки: стоит только повернуть ручку, и она сама собой напишет вам чудесное любовное письмо, а?

Марчбэнкс (серьезно). Я думаю, машинку можно заставить писать любовные письма. Они же все пишутся на один лад, не правда ли?

Прозерпина (готова возмутиться: вести дискуссию такого рода — если только это не делается в шутку — против ее правил). Откуда я знаю? Почему вы меня об этом спрашиваете?

Марчбэнкс. Прошу прощения. Мне казалось, что у умных людей, у людей, которые занимаются делами, ведут корреспонденцию и все такое, — что у них есть всегда любовные дела, а иначе они бы с ума сошли.

Прозерпина (вскакивает оскорбленная). Мистер Марчбэнкс! (Строго смотрит на него и с величественным видом направляется к книжному шкафу.)

Марчбэнкс (смиренно приближаясь к ней). Надеюсь, я не обидел вас? Вероятно, мне не следовало касаться ваших любовных дел.

Прозерпина (выдергивает синюю книжку с полки и круто поворачивается к нему). У меня нет никаких любовных дел. Как вы смеете говорить мне подобные вещи? (Берет книгу под мышку и возвращается к машинке.)

Марчбэнкс (с внезапно пробудившимся сочувствием и интересом). Ах, вот что? Вы, верно, застенчивы, вроде меня.

Прозерпина. Нисколько я не застенчива. Что вы хотите сказать?

Марчбэнкс (задушевно). Нет, наверно, вы застенчивы; вот поэтому-то на свете так мало взаимной любви. Мы все тоскуем о любви, это первая потребность нашей природы, первая мольба нашего сердца, но мы не смеем высказать наших желаний, мы слишком застенчивы. (С большим жаром.) О мисс Гарнетт, чего бы вы не дали за то, чтобы не испытывать страха, стыда!..