Когда твоя мать – ребенок, сошедший с ума, ты проводите жизнь, гоняясь за полубезумными юными девушками. Разнообразными французскими шлюхами. Девушка, с пауками в волосах. Мне невероятно трудно реагировать на доброе отношение. Антагонизм – с этим я знаю, как себя вести. Но доброе отношение – это другое. И великий артист должен быть безжалостным. Однажды я заставил Эдну Первиэнс съесть двенадцать банок тушеных бобов, прежде чем мы сыграли эпизод, как должно. И это была женщина, с которой я тогда спал в одной постели. Выбрасывайте старых возлюбленных, как мусор, когда проку от них вам нет. Никогда не застревайте в чьем-то еще фильме. А не то вам не удастся из него выбраться.
Преданность своей профессии. Я знал жонглера по имени Зармо, который годы работал над следующим фокусом: балансируя кий на подбородке, подбрасывал биллиардный шар и ловил его на кончик кия. Потом подбрасывал второй шар и ловил его на первый. Ему потребовалось несколько лет, чтобы научиться это делать и, наконец, он исполнил этот трюк на публике. Получилось идеально, а в ответ публика лишь вежливо похлопала. Сойдя со сцены Зармо сказал: «Когда ты все делаешь с легкостью, впечатления на них это не производит. Лучше в первый раз потерпеть неудачу, и исправиться во второй. Но с грустью добавил, что не достиг еще такого совершенства, чтобы в первый раз терпеть неудачу. Вот что свойственно настоящему артисту. Такая преданность профессии. Мужество потерпеть неудачу в первый раз. Может, это безумие. Но это все, что у нас есть.
Контроль. Контролируй каждый момент в фильме, каждую мелочь в отношениях. Потерять контроль – все равно, что обезуметь. Победить в этой игре можно, только сохраняя контроль. В играх я дока. Мог побить Дугласа Фэрбенкса во всем, кроме гольфа, в который играть отказывался, потому что это игра для богатых идиотов. Кино – это игра. Игра – контролируемый кошмар.
В свое время мне снились многие вселенные. Я нес жареную утку на подносе по заполненному людьми танцполу. Заключенный внутри проектора. Я подбираюсь к врагу, замаскированный под дерево. В Клондайке голодающий мужчина принимает меня за огромного цыпленка. Кино – это пойманный сон, одержимо тиражируемый вновь и вновь. Зеркало живое. Оно движется. Но в центре лабиринта паук. Если хочешь избежать реальности, ныряй как можно глубже, и ты обнаружишь себя в фильме. Реальность – это бездонная бездна странности, и опасность там везде. Хижина каждого опасно кренится на самом краю пропасти. Медведь всегда следует за тобой. Горилла всегда поджидает тебя на мосту.
Если ты постоянно создаешь бесконечно сложные лабиринты искусства, которые накладываются на реальность вне матки и все существующее в ней страдание, не удивительно, что со временем ты в них теряешься. И все-таки в поведении этих двух хаотичных систем, если присмотреться, обнаруживается порядок. Я не создаю кино. Кино создает меня.
Внизу человек, который называет себя Чарли Чаплином. Ради Бога, не впускайте его в дом. Это ужасный тип. Когда он не живописует свое диккенсианское детство, чтобы вызвать к себе сочувствие, люди, с которыми он отождествляет себя, далеко не бедные. Люди, с которыми, он отождествляет себя, богачи и убийцы, и зачастую это одни и те же люди. И он, среди прочего, успешный бизнесмен. Логичное продолжение бизнеса – убийство. И война – это бизнес по-крупному.
Я знаю, до вас доходили слухи, что я – коммунист. Но, как и Бармалей, я не коммунист сейчас, и никогда им не был. Сознаюсь, я всегда питал слабость к русским. Что-то в них есть. Какая-то очень мощная магия. Достоевский смотрит в зеркало и видит убийцу, который смотрит на него. И это правда, иногда я позволял себя крайне неудачные высказывания, к примеру, сказал, что Сталин поступил правильно, отправив в Сибирь нескольких тормозящих развитие писателей и актеров. Я знаю, каково это, оказаться на морозе. Побывал в Клондайке, где за мной гонялся медведь. А Голливуд похож на вечеринку Пончиков. Чтобы выжить, ты должен пожрать своих друзей. Мы просто вырежем этот комментарий из фильма.
Вот почему всем лучше, когда я не говорю. Проблемы возникают, стоит мне заговорить. Я – поэт. Душой я анархист. Я не патриот. Я аморальный. Я – актер. Мое настоящее имя Леонард Зелиг, знаменитый человек-саламандра. Я общаюсь всегда и со всеми, изоляция – это не мое.
Часто мне кажется, что я – кто-то еще. Но не могу вспомнить, кто именно. Вот я и должен быть тем, кто я есть. Заточенный в доме смеха. Слишком много зеркал. Чье это лицо? Все зеркала двойственны, как темное зеркало, через которое пробралась Алиса, чтобы попасть в Зазеркалье. На той стороне она осталась такой же, какой была на этой? А я? Я – не тот, кто я есть. Я – противоположность Бога. Бог и дьявол, глядящие друг на друга в зеркало. Оба никого не видят. Это ужасно, стареть в таком количестве зеркал.
Читать дальше