Алексан Аракелян - Памятник интеллигенции

Художник. Но все же она так красива, что редко увидишь, даже и во сне.

Сергей. И я о том же. Вы видели, какие ноги, глаза, а как походка, у меня из носа, да нет, со всех щелей стала капать вода. Когда увидел я ее в кафе… Не думая, я подошел и предложил ей эту сделку.

Художник. Сергей, мы хоть работаем вот здесь, но мы же не враги тебе, скажи… Для нас ты – как спаситель, который кормит, или приносит корм, но давно, еще не при этой жизни, мы видели и ноги, и что между ногами. Ну как тебе сказать, ну, в общем, предмет желания и нам знаком, и потому совет решил, что выбор твой немного неудачен.

Сергей. Это почему?! Она так хороша, что с ней можно пойти мне в ресторан, и все там упадут, как и я чуть не упал. Друзья завидовать мне будут, враги скрипеть зубами…

Художник. Ну а ты заделаешься оленеводом, чтобы сберечь свою голову от рогов, тебе надо будет ходить за ней, как за стадом, хотя и за одной, но рогов у тебя будет, как в стаде.

Писатель. Это точно.

Серега. Ты помолчи.

Художник. Зря, я теоретик, а у него есть опыт носить рога, с последними из них расстался он совсем недавно, вместе с квартирой и детьми. А голые тела, Сергей, они сейчас, как пламя, но пламя спички, ты зажигаешь, и их нет. Они нужны, чтобы зажечь огонь, они – как мотыльки.

Профессор. Видишь ли, Сергей (наливая в стаканы водку) , ты пережил войну, чего мы не видали, и выжил, слава богу, сейчас нам есть что есть, благодаря тебе, но было время, когда плутали мы в тумане и женщины казались созданиями свыше. Они умели говорить, они могли сказать глазами, они могли согреть теплом, и это только лишь словами. Ты просыпался утром и ждал, что будет праздник, когда ты знал, что увидишь ты ее. Потом слова, а далее театр. Ах, Нина, неужели это было. Мелодия безлюдного утра, когда с тобою мы прощались и я никак не мог рискнуть тебе сказать, или притянуть, чтобы цветок один и первый, такой желанный, хрупкий, нежный сорвать – росинку с твоих губ.

Нина. Ты так любил, и не мог сказать, хотя, что нам жалеть, у нас, пускай немного, но есть еще дорога.

Профессор. Ты была женщиной, а я в душе поэтом, без музыки, которая с тобой была, в походке, волосах, в одежде, а я – большая добрая скала, которая не может измениться, а ты – как океан, который могл и биться, менять волны цвета, шептать слова, потом и бурей разрядиться, о, какая ты была!..

Серега. Э, э, э. О чем вы тут, что первый раз увидели друг друга ?

Профессор. И нет, и да, и каждый день мы открываем нашу дверь, и ищем мы друг друга. Но это так, из прошлой жизни, но жизнь одна, Сережа, ты поверь, вот здесь, перед тобой – та, что была достойна как женщина, чтоб чувствовать всю радость жизни, чтобы ты мечтал о том, когда же кончится работа, чтобы спешить домой, зная, что там она, а кто она – твоя вода в пустыне, вечерняя заря покоя, ночная страсть и ураган, и все она, и это, ты поверь, что не так много из того, что есть у нас за эти годы с ней. В твоем же случае, Сергей, имеем мы лишь пару ног и упражнения в постели.

Она и двух не может слов связать, ты хоть задумался о том, какие дети будут у тебя, с ее не вызревшим умом. Там оболочка гладкая, как шар, она же выросла в салоне, и научилась только одному, что ноги и глаза, а также то, что в середине, имеют цену, и она их продает. Это то же самое, что будешь ты держать рядом куклу, но какую. Вот он не даст соврать (писателю) , ведь имя ее Беда. Она, как собака в течке, и запах ее повсюду она разбрасывает, чтобы потом отдать, забывшему, что он, он все же человек, и после войны, неважно какой, ты посмотри на свои шрамы, тебе же нужен, друг, покой. Пусть бил ты на войне врагов: чиновников, таких же, как ты, бандитов, ты дрался за свой кусок, и, наконец, достался он тебе. Теперь, после таких лишений, ты это все готов отдать – за что?! За раздвижные двери ее ног, куда, как в старую девичью общагу (о благословенные времена) каждый мечтал с дороги заскочить.

Писатель. Подтверждаю.

Художник. Да, это не жизнь. В ее глазах не увидел я желания, и также умственной натуги, представить жизнь с ней можно после ада, или пожить с ней, чтобы ад, который светит нам больше, чем другое, потом тебе казался раем.

Сергей. Все понятно, а в общем – ничего, сказать все можно было и попроще, что она не будет матерью никогда, и хочет одного – богатого тупого мужа. Сейчас я немного отошел, спасибо, что сказали мне. За это давайте еще по одной, но, все-таки, жениться мне пора, и надоело одному, нужно породу разводить другую, не то, что эта хлябь (показывает на писателя) . Есть у меня одна, которая понравится, уверен, вам. Ну, ладно, позвоню, потом пошлю сюда. Налей на посошок, пойду вершить дела.