Авенир Зак - Два цвета

А н д р е й. Вы можете оказаться в Москве быстрее, чем вы думаете.

Р е й н г о л ь д. Что он сказал? Что он такое говорит?!

А н д р е й. У нас есть такой обычай. Показывать Москву военнопленным. Выстраивают их в колонну и водят по улицам.

Г е л ь м у т. Немцы не сдаются в плен. Сдаются только предатели.

А н д р е й. И все равно вам придется сдаваться. Не мне, так другим.

Г е л ь м у т. Ты не дождешься этого. Мы лучше погибнем, но не сдадимся. И запомни: если на нас нападут, первая пуля тебе.

Л и ф а н о в, Б а р а б а н о в, Т а м а р а.

Б а р а б а н о в. Школа… А решетки на окнах, чугунные, как в тюрьме. На что они, решетки, как скажешь, дочка?

Т а м а р а. Может, для красоты, а может быть, первый этаж все-таки… чтобы детишки не лазили.

Б а р а б а н о в. Нет, дочка, не понимаешь ты немецкого, человека. Ему сказали: ферботен, — значит, ферботен — запрещено, нельзя. И всё. И никто в окно не полезет.

Т а м а р а. Полезут. И ваш «немецкий человек», он тоже не на одно лицо…

Л и ф а н о в (в бреду) . Товарищ генерал, товарищ генерал!

Т а м а р а. Лежите, товарищ лейтенант, нельзя вам подниматься.

Л и ф а н о в. Товарищ генерал, прикажите артиллеристам прекратить огонь! Там, в овраге, Андрюшка… мой Андрюшка… Гаубицы Подтосина… Товарищ генерал, Андрюшка, которого я в Стрельне подобрал… Бьют по оврагу…

Т а м а р а (удерживая Лифанова) . Тише, лейтенант, спокойнее…

Л и ф а н о в. Андрюшка… это ты? Стоило только отвернуться, а ты уже и рад… Слава богу, живой… (Затих.)

Входит в о е н в р а ч.

В о е н в р а ч. Ну, Барабанов, кричи «ура».

Б а р а б а н о в. Мы свое откричали, товарищ майор. А в чем дело?

В о е н в р а ч. Немцы прислали парламентеров. Согласны капитулировать.

Б а р а б а н о в. Сдаются, что ли?

В о е н в р а ч. Сдаются.

Т а м а р а. Неужели… конец войне?

В о е н в р а ч. Вот Барабанов обещал, что война кончится завтра.

Б а р а б а н о в. Эх, мать честна — курица лесна, поперек дороги лежит сосна!.. Нет, ты скажи, как человек устроен. Я всю войну думал: дожить до победы, а там и помирать можно. А сейчас думаю: нет, шалишь, самое время жить!

Л и ф а н о в (в бреду) . Прекратить огонь! Товарищ генерал… Андрюша…

В о е н в р а ч. Лейтенанта в операционную! Барабанов, позови санитаров.

Барабанов уходит.

Т а м а р а. Что с вами, Вера Алексеевна? Радоваться надо, а вы…

В о е н в р а ч. Я радуюсь, Тамарочка.

Т а м а р а. О сыне думаете?

В о е н в р а ч. Только что в операционную солдата принесли… совсем мальчишка, лет девятнадцать, не больше, принесли, а оперировать не пришлось.

Т а м а р а. Умер?

В о е н в р а ч (кивнула головой) . О сыне… не стану врать, Тамарочка, думаю… Всю войну думаю. Я себе крепко в голову вколотила, что он жив… только найти меня не может. По ночам, во сне, все время его мальчишкой вижу. На качелях качается, высоко-высоко взлетает, мне все кажется, что перевернется… упадет. Просыпаюсь и думаю: погиб мой Сережа, нет его. Я когда в кино смотрю — самолет падает… сердце у меня замирает: в каждом мой Сережка видится.

На улице К о р о б к о в и С и н и ц а. Синица подключает телефон.

С и н и ц а. Видишь эту стенку, Коробков?

К о р о б к о в. Ну, вижу.

С и н и ц а. Она, можно сказать, ни на чем не держится. Вот сейчас как жахнет. И всё, был Коробков, и нету.

К о р о б к о в. Коробкова нету, а ты живой?

С и н и ц а. Я — Синица, я улечу.

К о р о б к о в. Язык без костей… Чего в телефон-то говорят?

С и н и ц а. Андрюшка, разведчик, из медсанбата сбежал. Второй у седьмого интересуется, нет ли там его.

К о р о б к о в. Ну?

С и н и ц а. Вот тебе и ну! Нету.

К о р о б к о в. А еще чего говорят?

С и н и ц а. Погоди… погоди… Седьмой говорит. — Гитлер сдох.

К о р о б к о в. Неужто сдох?

С и н и ц а. Сдох. Не то повесился, не то отравился.

К о р о б к о в. Врут. Не может быть, чтобы Гитлер подох, а немец все одно воюет.

С и н и ц а. Седьмой говорит — про Гитлера от самого Чуйкова слышал… Так что победа, Коробков! И подальше от стенки, а то как жахнет — и всё, был Коробков, нет Коробкова. И не получишь ты, Коробков, свои сто грамм за победу!

К о р о б к о в. Тьфу! Типун тебе на язык!

Т е о в наушниках возле старого радиоприемника.

Т е о (повторяет вслед за диктором) . «Наш фюрер по-прежнему на посту, он вместе с защитниками Берлина отстаивает столицу. Он рядом с каждым из тех, кто сегодня решает судьбу Германии».