Алексей Апухтин - Князь Таврический

Ну, наконец, вы с нами, пан полковник,
А мы вас ждали, ждали…

В Петербурге
Меня князь Зубов задержал.

Без вас
Так было скучно, мы вас все так любим.

Спасибо, пан Юзевич. Комплименты
Оставим, времени у нас немного,
Да и застать нас могут.

Вот в чем дело:
Князь Зубов вас велел благодарить
За ваши донесения, он их
Внимательно прочел. Из этих писем
С прискорбием он видит, что светлейший
К нему не так расположён, как прежде,
И, чтобы вновь его приворожить,
Он шлет вам это зелье. Вы его
Когда-нибудь в удобную минуту
Подсыплете светлейшему в питье.
Вы тронуты таким доверьем князя?
Возьмите ж пузырек.

Как, всыпать… мне?
Да где же мне? Клянусь, я не посмею.

Чтоб смелости придать вам и уменья,
Князь посылает этот кошелек:
Исполнивши, как следует, приказ,
Получите вы втрое…

Свент [1] Святой (польск.). — Ред. Антоний!
За что ко мне так добр ясновельможный?

Людей он знает и заслуги ценит.

Так, пан полковник, но еще скажите,
Не будет ли светлейшему вреда
От зелья этого?

Вреда не будет.

О, если так, исполню я охотно.

Всё кончено. Пора, давно пора
С усталых плеч наряд негодный сбросить.
Он для меня был ветх уже и тесен…
Ты, Саша, здесь?

Здесь, дядюшка. Напрасно
Ты мыслями печальными томишься.
За доктором уехал верховой,
И к утру ты поправишься.

Нет, поздно…
Я чую смерть, мне холодно и жутко.
Послушай, Саша, сядь ко мне поближе,
Вот так, и руку дай в последний раз.
Всю жизнь ты другом верным мне была,
И от тебя я тайны не имею.
Да, жаль, что не могу я год один
Еще прожить, один лишь год, и — баста!
Всю зиму я готовил бы солдат
Без маршировок, без косичек, пудры,
Без всех нелепых гатчинских затей, —
Я в них вселил бы дух героев древних
И с первою весеннею зарею
Пошел бы с ними прямо на Царьград.
Великое б тогда свершилось дело!
Подумаешь — кружится голова.
Какой триумф, какая колесница!
Султан в плену, враги мои во прахе.
А может быть, и скипетр и корона…

Довольно, князь!

Не слушайте: он бредит

Мы не одни, опомнися, светлейший!

Да, бредил я, и бред тот был мне сладок.
А впрочем, я могу свободно бредить.
Уж я — не князь, я больше не светлейший,
Я — перст, я — прах, я — только человек.
О Господи! Зачем ты дал мне разум?
Ты в душу мне вложил любовь и гордость,
Ты дал мне власть и упоенье властью.
Ты всё мне дал, чтоб разом всё отнять.
Вот я теперь могу дышать, молиться,
И чувствую, и мыслю, и ропщу,
А завтра то, что мыслило, роптало,
Безжизненным, негодным трупом будет!
О Господи! Почто ж мятемся всуе?
Зачем мы жизнь, столь полную невзгод,
Столь краткую и немощную жизнь,
Еще враждой пятнаем безрассудной?
О, сколько крови пролил я невинной!
Из-за чего? Из-за пустого блеска,
Похвал мишурных, славы мимолетной!
Вот, вот они, очаковские тени!
Их раны вновь раскрылися, их лица
Предсмертного тоской искажены!
«Отдай нам жизнь! — кричат они мне в ухо. —
Когда б не ты, мы и теперь бы жили!»
О Господи! Прости мне ропот грешный,
Ты в благости могилу нам послал,
Гоненьям злобы, совести упрекам —
Всему конец в могиле этой темной!
Где Бауер? Здесь ты, зубовский клеврет?